|
Колесницы в беспорядке бросились в лесную гущу и больше не появ-лялись. После этого взять цитадель было легко. – Как отобрать у ребенка игрушку! – весело сказал Асиций своему генералу. Цезарь начал атаку одновременно с противоположных сторон. Легионеры накатились на вал, а эдуйская кавалерия, улюлюкая, перескочила через него. Кассии разбежались, многие были убиты. Цезарь захватил крепость вместе с большими запасами продовольствия, достаточными, чтобы отплатить тринобантам за помощь и сытно кормить своих людей. Но самой ужасной по-терей для варваров были их колесницы. Разгоряченные легионеры порубили их на куски и со-жгли. А тринобанты, весьма довольные, скрылись с трофейными лошадьми. Другой добычей практически не разжились. Британия не была богата ни золотом, ни серебром, ни жемчугами. Тут ели с глиняной обожженной посуды, а пили из рогов. Пора было возвращаться в Длинноволосую Галлию. Приближалось время штормов, а по-битые корабли римлян вряд ли могли выдержать шквалистый ветер. С хорошим запасом продо-вольствия, оставив тринобантов, ставших хозяевами большей части этих земель, Цезарь размес-тил два легиона перед многомильным обозом, а два – позади и отправился к побережью. – Что ты намерен делать с Кассивелауном? – спросил Гай Требоний, грузно вышагивая ря-дом с командующим: если тот шел пешком, даже старший легат не имел права сесть на коня. – Он попытается отыграться, – спокойно ответил Цезарь. – А потом, еще до отплытия, я за-ставлю его подчиниться и принять наши условия. – Ты хочешь сказать, он опять ударит на марше? – Сомневаюсь. Он потерял слишком много людей. Плюс еще колесницы. – Тринобанты забрали всех захваченных лошадей. Они хорошо заработали. – Это награда за риск. Сегодня проиграл, завтра выиграл. С виду он кажется прежним, подумал Требоний. Но не совсем. Что было в письме, в том, которое он сжег? Все заметили, что с ним что-то не так. Потом Гиртий рассказал о письмах от Помпея. Никто из писцов не осмеливался читать корреспонденцию, которую Цезарь им не отда-вал. И все же он сжег одно из тех писем. Словно сжигал корабли. Почему? И это было еще не все. Цезарь перестал бриться. Человек, чей ужас перед нательными вшами был так велик, что он ежедневно выщипывал каждую волосинку под мышками, на груди, в паху. Человек, способный скоблить себя даже в критической обстановке. Его редкие волосы на голове шевелились при одном лишь упоминании о паразитах. Он сводил с ума слуг, требуя ежедневно стирать свои вещи. И никогда не спал на земле, потому что там жили блохи. За ним всюду возили секции деревянного пола для его полевого шатра. Как потешались над этим его недруги в Риме! Простые доски, даже не покрытые лаком, превратились в устах некоторых из них в мраморные мозаичные плиты. Зато он мог подхватить огромного паука и, улыбаясь, следить, как тот бегает по ладони. Самый заслуженный ветеран упал бы в обморок, свались на него такое чудовище. А Цезарь всем объяснял, что пауки – чистые существа, уважаемые хранители дома. С другой стороны, любой крошечный таракан мог загнать его на стол или на лавку. Цезарь никогда не давил их, боясь испачкать подошвы. «Это грязные существа», – вздрагивая от отвращения, говорил он. Прошло одиннадцать дней с того момента, как ему доставили почту. И он с тех пор ни разу не брился. У него кто-то умер. Он явно был в трауре. По кому? Толки пошли еще до похода, но сам Цезарь молчал. И все в его присутствии тоже молчали. Кроме одного идиота. Требоний подумал, что надо бы отвести этого дурня Сабина в сторону и пригрозить ему обрезанием, если он сунется к Цезарю еще раз. Тот однажды впрямую спросил Цезаря, почему он не бреется. – Квинт Лаберий, – прозвучало в ответ. Нет, это не Лаберий. Это, скорее всего, Юлия. Или Аврелия, его легендарная мать. Но если Аврелия, то при чем тут Помпей? Квинт Цицерон, к всеобщему счастью гораздо менее чванливый, чем его знаменитый бра-тец, тоже думал, что это Юлия. |
