Он затолкал — видно нервничал, — конверт в куртку и шумно втянул носом воздух.
— Это была «Саламандра». Охранное Агентство, контора в Подольске. Там все знают. Попутно занимается сопровождением. Проституток развозит по вызовам…
Он весь напрягся, подчеркнуто харкнул под ноги, как тогда, в телефонной трубке. и выдавил из себя, как гной из раны:
— Ты, падла, горя не нюхал, а он у моджахедов в плену побывал, сбежал…
Прикрыл глаза, словно очнулся и продолжал уже спокойней.
— За базар платить надо. Вот я и плачу. И не фальшивыми. Они «Саламандру» вдвоем нанимали: китаец какой — то и тварь эта скользкая из Баку. Морда круглая, усики еще как будто кот ссыт…
Рындин не успел отреагировать, как тот, словно счищая с себя прилипшую грязь, бросил:
— Все! В расчете мы с тобой!..
— Откуда ты взял это?
Человек с «МК» иронически улыбнулся:
— От верблюда…
И зашагал быстрыми шагами прочь.
Гиены занимались сексом.
Рындин тряхнул головой и отправился к выходу.
Вечером ему позвонил секьюрити собственной Службы Безопасности, поджидавший его в отдалении…
— Человек, который к вам приходил, — мент из РУОПа. Майор. Мы вместе с ним доехали до Шаболовки… Между прочим, там, в аллее, я видел женщину, которая к нам приезжала вместе с братом…
— И тот тоже был? — встрепенулся Рындин.
— Нет, на этот раз — израильтянин, которого она потом привела…
Все цепочка немедленно выстроилась: Панадис подослал к нему пару, которая сразу вызвала у него подозрение. А теперь второй израильтянин, связанный с Панадисом и Бреннером, взял его под наблюдение. Но мы еще посмотрим, кто — кого…
Гуляя неподалеку, Алекс с Анастасией забрели в зоопарк. Здесь он был не таким, как в Иенрусалиме, иным Больше хищников, менее просторные вольеры.
В лучах зажигающихся фонарей клетки со зверями казались, как в детстве, загадочными. Вызывали странное чувство, — не то, чтобы волнение, а какое — то чуть ли не мистическое ожидание: будто здесь и только здесь могла разрешиться давно, с детства, томившая душу тайна.
Рассеянно прохаживаясь вдоль вольеров и клеток, Алекс ловил себя на том, что иногда в раздумье останавливается. Что за шифровку шлет в нашу генетическую память этот исчезающий мир когда — то господствовавшей на земле фауны?
Вот, как экзотический цветок, распушила свой капюшон кобра. Застыла на перекладине акробаткой — мгновенье, и сорвется вниз черноокая обезьяна. Задумчиво, как телескоп, поднял вверх, к звездам хобот слон. Что он видел Африку? Венеру? Весь Млечный путь?
Зоопарк срывал с природы детский чепчик цивилизации, ночным ветром и звуками подчеркивал ее пещерную суть, грубой обнаженностью инстинктов размывал воздвигнутую самим человеком границу между его прошлым, настоящим и будущим.
Из Зоопарка они поехали к Анастасии.
Он вызывал в ней странное чувство — этот высокий, худой и нескладный парень. Какую — то смесь острого любопытства и удивления.
Анастасия знала, что его родители были москвичами, но сам он нисколько не напоминал ни своих русских сверстников, ни, тем более, живущих здесь его соплеменников. Ни внутренне — хотя бы уже потому, что не должен был никому доказывать, что он не хуже, чем они, а может быть, даже лучше. Ни внешне — он был смугл и пропитан других солнцем и ветрами.
Они сели за стол. В серванте у нее нашлась бутылка «мартини». Разлили по бокалам. Открыли коробку конфет.
Алекс поднял бокал:
— За тебя, какая ты есть… — и, улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. |