Раджабов следил за ним исподлобья.

Когда майор возвратился и снова сел за стул, он спросил с вызовом:

— А что, лучше было бы, если бы трансплантанты свиньям выбросили? Или в мединститутах для студенческого обозрения заспиртовали? Вы что, — налился бураковой синевой бортпроводник. — Не знаете, о ком речь идет? Что все это — мразь уголовная! Казненные воры и разбойники…

Майор и женщина-офицер переглянулись.

— А вам точно известно, кто был там растрелян, в Китае? — в голосе женщины звучал откровенный сарказм.

— Ему ведь справки оттуда выдали! — зло отозвался Чернышев и обернулся к карте Евразии с авиамаршрутами на ней. — Из Пекина и Ташкента. Официальные: казненные, они — преступники… И все такое.

— А если и преступники? — вдруг спросил до сих пор молчавший израильский полицейский. — У вас есть право распоряжаться их телами?

Аргумент был совершенно неожиданный.

— Они разве — не люди? Их и без того наказали самым жестоким образом, а теперь еще и распотрошить надо?

Теперь все глядели на него.

— Ну, если бандит для вас как и праведник — одно и тоже, бортпроводник не закончил фразы, — тогда молчу….

— Послушайте, вы, — вдруг взъерепенился израильтянин, — это там, показал он взглядом наверх, в потолок, — решать будут: чего заслужил растрелянный, а чего — нет? А здесь, на земле, ни власти, ни вы телом его распоряжаться не можете. Оно не вам принадлежит, а семье его, родным. И должно быть захоронено…

Анастасия бросила на него быстрый взгляд. То ли он ее чем-то удивил, то ли застал врасплох.

— У нас смертной казни нет, но если, кто в тюрьме умер, обязательно тело семье возвращают. А за погибшего, вообще, на любые условия пойдут. За морского десантника, моего однополчанина, он в Ливане погиб — сорок тел боевиков-шиитов вернули и еще шестьдесят живых выпустили из заключения… Человек заслужил вечный покой. Нет прощения, то му, кто лишает мертвого успокоения…

— Что же и меня тоже судить будут?! За что?

— Как соучастника. Процесс будет громким… — Чернышев постучал по столу. Опять этот израильтянин высунулся не по делу. — С репортажами в газетах и на телевидении… Твой президент Ислам Каримов тебе еще это вспомнит… Тогда уже загремишь под фанфары и надолго…

Стюард с силой сжал под собой стула, на котором сидел.

— Так как? — жестко осведомился Чернышев. — Будем вызывать представительства посольства Узбекистана…

— Да чего вы хотите от меня? — со злостью вскинулся бортпроводник.

— Мы предоставляем вам единственную в своем роде возможность помочь себе и нам… — заговорил майор. На этот раз тон его был сух и официален. Больше того: я могу обещать, что об этом разговоре никто не будет знать…

Бортпроводник уперся в него тяжелым взглядом.

— Если вы согласны, мы постараемся, чтобы имя ваше ни разу не было упомянуто в связи с этим делом. Сейчас это еще целиком в наших руках. Материалы будут выделены в отдельное производство и на них будет поставлен крест…

— Что я должен сделать? — глухо выдавил бортпроводник.

— Это уже другой разговор…Кто вместо Ли приедет вас встречать, когда?

— А я почем знаю? — буркнул он.

— Может, и не знаете, — согласился майор, — но будете знать. Они с вами свяжутся. Не могут не связаться! А вы свяжитесь с нами.