— Два года Толя страдал… К кому мы только не обращались?… Как только не лечились?… Врачи — бессовестные: один говорит одно, другой другое, третий — третье. И все попробуй, все найди, все купи…

Сын впился ногтями в несвежую скатерть на столе, хотя наверняка слышал эту историю десятки раз…

— Ничего не осталось, — кольцо обручальное продала — то, что Миша мне на свадьбу подарил… Он был мне мамочкой. Он был мне папочкой… На пятнадцать лет старше… Кто мне помог? Государство? Вы? Или ваш Израиль?

Алекс почти точно знал, что сейчас будет: она начнет жаловаться и рассказывать о своих несчастьях. Но жалоб он не услышал, история ее была короткой и унылой. Жестокой. Как сама безнадежность…

Голод… Холод… Эвакуация… Отец, погибший где — то под Ростовом он и воевать не умел: винтовки никогда в руках не держал… Ей с сестрой и матерью еще повезло: другим, — не так. Те, что не успели — остались. Смерзлись с землей, с зале деневшими лужами…

А потом она встретила Мишу. В чиненной и перечиненной гимнастерке и стоптанных солдатских сапогах: две медальки на груди, знак ранения. Тоже всех потерял. Но он так хотел выжить! Так хотел продолжить! Так хотел завести семью! Вот он их и спас. Рубил мясо в магазине и всех потихонечку кормил. Не зарывался, не вылезал, не высовывался. Только уже много лет спустя поехал на Украину и там вырыл в лесу сундучок, а в нем — старинный свиток Торы, который из поколения в поколения передавался в семье.

— Толика Бог спас… — слезились у старухи глаза. — Тора… Когда мне сказали, что без операции ему не жить, я стала искать, кто бы ее сделал. Поехала в Москву. Там один добрый человек у синагоги сказал, что знает кого — то, кто может нам помочь…

— Вы ему дали деньги?

— Конечно! А как вы хотите? Бесплатно?! Я рассказала ему про Тору. Он привез сюда, в Кострому, специалиста по таким вещам. Они пришли сюда. И тот, второй, взял Тору. А Толю повезли на операцию. В Таллинн…

Алекс поперхнулся: тут были отзвуки истории, которую он слышал от московского эмиссара израильской полиции.

«Убитый в Костроме от ножа партнер, специалист по антиквариата… Вот зачем они приезжали сюда!..»

Ярость кипела в нем вместе с жалостью.

Сомнений у Алекса не было: это Панадис!

— Узенькие усики на круглом лице? — вырвалось у него.

Старуха вонзилась в него ожесточившимся взглядом животного, у которого вот — вот отнимут единственного детеныша, и стала за спиной сына.

Она его спасет. Она его никому не отдаст…

«Импрессарио» заработал на этих несчастных дважды: и на операции и на продаже музейной редкости. Он же мог и заказать убийство партнера, чтобы не делить навар…

Но если эту старуху свести с Панадисом лицом к лицу, она никогда и ничего не подтвердит… А, кроме того, не это — цель его презда в Россию!

— У меня к вам просьба. Это очень важно… Вы что-нибудь знаете о вашем доноре? Кто он? Откуда?

Старуха, еще не дослушав, принялась качать головой:

— Что мы можем знать?! Оставьте нас в покое…

Может ей пришло на ум, что почку могут отобрать, вернуть тому, кому она прежде принадлежала?!

Сын снова вывел из комнаты мать и прикрыл дверь.

Похожий на религиозного оротодокса Толик-Натан, удалив — шийся к сеье, приоткрыл дверь:

— Я слышал, что-то про Китай. Трансплантанты везли самолетом через Ташкент… Человек, который все устроил, перед операцией звонил в «Домодедово».