Мое сердце замирает.

– Фрэнк явно выделял одну из них. Он упорно с ней танцевал. К тому времени он уже встречался с твоей мамой, но ее там не было. Она заболела гриппом или что то в этом роде. Я предупреждал его, говорил: «Убери руки, чувак, этот товар не продается». Он только посмеялся надо мной. Я тоже был молодой и глупый, полупьяный, и не заметил, как он повел ее наверх. Короче говоря, девушка проболталась, когда вернулась домой и попалась на глаза своим родителям. Они вызвали полицию.

Я пытаюсь дышать, но мой мозг не получает достаточно кислорода.

– Что случилось?

– Ей было четырнадцать. Но она к тому же напилась в стельку и была одета как… В любом случае в суде дело не удалось бы выиграть. Разбирательство превратилось бы в кошмар на каждом шагу. Администрация колледжа заключила с ее семьей внесудебное соглашение. Фрэнк отделался без судимостей, но одним из условий стало исключение твоего отца из университета. Что они и сделали. После этого ни одно учебное заведение его не принимало.

Я мысленно отсчитываю годы. Фрэнк был бы второкурсником в университете в 1998 году. Моя мама – первокурсницей. В марте 1998 года она уже была беременна мной на восьмой неделе.

– Моя мама знала?

– Знала. Она поддерживала твоего отца на все сто процентов. Обвиняла девушку в том, что она сама набросилась на него.

Моя кожа словно растерзана. Я вот вот разорвусь, тонкие нити меня самой рвутся и уплывают.

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Я всегда думал, не должно ли было все пойти по другому. Может, стоило отдать его под суд? – Он смотрит на меня. Его глаза усталые и наполнены сожалением. – Я не знаю, что происходило за закрытыми дверями, и мне не нужно это знать. Но с тех пор, как я узнал, что сделала твоя мама, у меня появилось чувство, от которого я не могу избавиться. Это чувство, что я подвел тебя. Что недостаточно внимательно присматривал за тобой.

– Моя мама застрелила Фрэнка, потому что он ударил ее, а ей это надоело, хотя она и отказалась это признать, – деревянно говорю я.

– Уверен, что так и было. – Билл смотрит на меня, его голова наклонена, как будто он хочет сказать что то еще.

Он как будто изучает меня, изучает мои внутренности, как будто может увидеть гораздо больше, чем я готова показать. Я чувствую себя уязвимой.

– Что насчет родителей Фрэнка?

– Отец Фрэнка – твой дедушка – ушел, когда Фрэнк был совсем маленьким. Он был пьяницей, азартным игроком. Возможно, допился до смерти десять лет назад. Но ты и так это знаешь?

Я отрицательно качаю головой. Ни один из моих родителей никогда не рассказывал о своем детстве. Я помню, как навещала бабушку в доме престарелых. Она была худой, бледной и суровой, с полным отсутствием интереса к своим внукам. Она умерла, когда мне было девять лет.

– Моя семья хранит много секретов.

Билл снова смотрит на меня, как будто не удивлен.

– Твоя бабушка баловала твоего отца, давала ему все, что он хотел, даже если у них не было денег. Он не знал зла. Она зависела от него во всем: в общении, деньгах, внимании. Она не заботилась о твоей матери, это точно. Это все, что я знаю. Мы все несем свои кресты, малышка.

Долгое мгновение мы просто смотрим друг на друга.

– Я просто решила зайти, – наконец я прерываю молчание, и мои слова падают в тишину как камни.

Он кивает, коротко дергает подбородком и поворачивается обратно к грилю.

– Вот дерьмо! – бормочет он, подталкивая лопаткой почерневший вегетарианский бургер. – Думаешь, они вообще заметят?

Я похлопываю его по руке.

– Сомневаюсь. Я позвоню тебе. Когда буду готова.

– С запоздалым Рождеством, малышка. Надеюсь, оно прошло хорошо.