– Когда я вошел в квартиру, меня встретила бабуся. С трудом ходит – шатается, из глаз – слезы. Какая беда приключилась? – с явно фальшивым участием неожиданно спросил пасынок. – Можете мне не верить, но я жалею стариков – несчастные они люди…

Тема «больной матери» успешно отработана: деньги на выпивку и закус – в кармане. Включена запись о несчастных стариках, которым он искренне сочувствует.

Удивительная жалостливость! Удивительная потому, что однажды я был свидетелем послеалкогольного скандала, когда Виталий тряс за грудки престарелого соседа, вся вина которого заключалась в том, что тот зацепил ногой коврик возле двери Машенькиной квартиры.

Но не напоминать же стервецу все его грехи? О которых он сразу же забывает. Как и о долгах. Пришлось посвятить «гостя» в несчастье, случившееся с внучкой бабы Фени. Без особых подробностей, не упоминая о своем согласии помочь соседке в розыске Верочки.

– И удалось что то нащупать?

Я пожал плечами. Откуда мне знать? Сочувствую, конечно, все же соседи, но дальше этого – ни шагу. Маневр не получился, пасынок знал меня лучше, чем я его.

– Вы, естественно, предложили свои услуги? В роли этакого частного детектива. К тому же – бесплатно… Удивляюсь, Павел Игнатьевич, вашей наивности. Лезете в болото, которое легко вас может проглотить, и еще чирикаете. Благо бы за пару кусков баксов, а то ведь на общественных началах. Стыдно и обидно. Мы с мамой каждый рублик отсчитываем, а вы…

Я не стал ни подтверждать предположение парня, ни отвергать его. Пусть думает, как хочет. В соответствии с нормами поведения, утвердившимися в его окружении.

– Баба Феня написала заявление в милицию…

– Посоветовали бы соседке не особо доверять ментам. Продажные они, суки, все, как один, продажные, – со злостью цедил парень ядовитые слова. Достали его сотрудники правоохранительных органов, насыпали соли на хвост, прищемили загребущие руки. Вот и лютует. – Сдерут со старухи баксы и слиняют. Дескать, все, что смогли, сделали, жаль не получилось.

Признаться, сам отношусь к милиции с изрядным недоверием, не раз был свидетелем получения милиционерами взяток, избиения ими невинных людей, грубости, граничащей с откровенным хамством. Почти во всех моих произведениях фигурируют сыщики предатели, участковые – хапуги, патрульные – костоломы. Но наряду с ними стараюсь рисовать образы честных сотрудников, обаятельных людей. Осуждая первых, преклоняюсь перед вторыми.

А из Виталия так и плещет ненависть. Глаза с"узились, пальцы сжались в кулаки, голова пригнулась к груди. В горло готов вцепиться ненавистному менту, пополам его разодрать.

– А кто еще поможет несчастным старикам, если не милиция? Вот и приходится надеяться.

Парень состроил пренебрежительную гримасу, но настаивать на своем не стал.

– Попросила о помощи одна старуха или дуэтом со старой рухлядью?

Интересно, откуда Виталька знает о существовании деда Пахома? Ведь тот сейчас сидит возле телевизора, в коридор не высунулся. Иди алкаш предварительно разведал обстановку в коммуналке, включая состав ее жильцов?

– Баба Феня приходила одна, без мужа. А почему тебя это так волнует?

– Так просто, – растерялся алкаш. – По моему, разговор был чисто мужской…

Распрощались мы с пасынком внешне довольно сердечно. Он первым подал руку, несильно сжал мою. Метнул приветливую улыбку. Будто ударил ею. И ушел. Памятуя истину о том, что вежливость – главное достоинство королей, я проводил гостя в коридор.

Коммуналка есть – коммуналка. Дед Пахом оторвался от мыльного представления и выглянул из своей комнаты. То же самое сделала баба Феня – из кухни. Как она выражается, оторвалась от «мартена».