– А а, менты пожаловали! – еще громче закричал дед. – И для вас пули найдутся, лягавые! – снова вскинул он наган.

Костя выбил из руки старика оружие…

27

Мы со Стуловым сидели лицом к лицу. Он – на стуле Гулькина, поставив докти на стол и положив на ладони голову. Глаза лихорадочно блестят, губы иногда болезненно кривятся – видимо, Василий чувствует себя неважно и только сила воли позволяет улыбаться и отвечать на мои вопросы.

Я – напротив. В качестве посетителя, пришедшего с заявлением о краже или разбойном нападении.

Вопросов – простых и каверзных – накопилось у меня полный короб и я торопился удовлетворить любопытство, связанное с происходящим сейчас в коммуналке. Но прежде хотелось узнать самое главное.

– Как твой товарищ из верхов, – я кивнул на потемневший от беспрерывного курения потолок. Вопрос задан вторично и требует более подробного ответа. – Согласился помочь освободить девушку?

Стулов усмехнулся. Не в полный накал – на настоящую улыбку не хватило сил. Заговорил медленно, мучительно подбирая подходящие слова.

– Время д, Артаньянов и Атосов прошло и, похоже, уже не возвратится. Сейчас наступило время взяточников и клоунов, прячущих под масками милосердия гнусные рожи заурядных жуликов…

– Неужели отказал?

– Не прямо, но фактически – да. В скорбное наше время высказывают свое нежелание выполнить просьбу честно и открыто либо примитивные дураки, либо излишне честные люди… По сути, это одно и то же. Унижался я в полную силу, даже самому было противно. Говорил о давней дружбе, связывающей нас, вспомнил, как однажды я его выручил. В ответ дружок, бывший дружок, – поморщившись, уточнил он, – вертелся юлой, изощрялся в красноречии… Короче, ничем помочь я не могу, Паша. Прости, но – слаб в коленках.

Помолчали. Стулов, пряча от меня пробирку с лекарством, бросил в рот таблетку. Все понятно без перевода и дополнительных раз"яснений. Остается приятель Гулькина, если и он откажет – сидеть Верочке в следственном изоляторе не один год… Конечно, в конце концов, ее отпустят – невиновность видна без разбирательства и свидетельских показаний, но когда это будет?

Слышал, многие подследственные ожидают суда, который, возможно, их оправдает, по три четыре года. Такого срока Верочке не осилить. Но я ничем не могу ей помочь. Разве только броситься в ноги прокурору, пред"явить ходатайство Союза писателей, взять на поруки, попросить изменить меру пресечения?

Надежд на эффективность подобного демарша маловато – один шанс из ста, но придется попробовать…

Смирившись с неизбежностью, я открыл было рот для следующего вопроса, касающегося судьбы пасынка, но заработала висящая на спинке стула рация.

Выслушав сообщение Федора, Стулов поднялся, ощупал наплечную кобуру с неизменным «макарычем». Подумал и переложил его под рубашку.

– Пошли, Паша, там сейчас наступит развязка. Федор со своей группой отправился в коммуналку по вызову Константина… Не бойся, писатель, пистолет – по привычке, похоже, обойдемся без крови.

Не обошлись. Когда мы перешагнули порог квартиры, Виталий в наручниках стоял лицом к стене. Рядом – омоновец с автоматом. Поодаль, напротив стариного сундука сгорбился дед Пахом. Наручники на него не надели – стар дедок для подобных предосторожностей, но на всякий случай охрану приставили. Мало ли что взбредет на ум излишне резвому старцу.

Тело мертвого Айвазяна еще не унесли. Две пули поразили бандита: обе – в грудь. Жаль, я с удовольствием побеседовал бы с первым супругом Машеньки, потешил бы душеньку. Хотя следователь из меня, как из козла скакун, но Айвазян настолько замаран преступлениями, что допрос не составил бы никакого труда.