Серебристые звери издавали нечто похожее на вой, только не пронзительный, как волчий, а хриплый, надрывный. От такого полагалось холодеть всему внутри, но по телу Гастона разлилось приятное тепло. «Песнь» была своей, родной.
— Что ж, раз пришло время откровений, — начал Габриэль-старший и тяжко вздохнул. — Вы тоже не такие, как я представлял. Но кроме себя винить некого. Я бы хотел хоть что-то исправить и стать вам отцом, но, боюсь, моё время вышло.
В подтверждение его слов за стеной громыхнуло, будто десяток пушек выстрелили разом. Но преграда чудом удержалась. В последний раз, не иначе. Зато и с треклятым черепом что-то случилось. Не из-за попыток принца прорваться. Из-за признаний последних потомков Пенетьери. Красный цвет потускнел, чудовищный талисман принца пошел трещинами, а вокруг него вспыхнуло пламя. Лисья песнь оборвалась. Андре поднялся и, ковыляя из последних сил, отправился в огонь.
— Нет! — закричал Гастон и преградил старому зверю путь.
— Даже не думай! — вторила брату Дина и бросилась к отцу. — Ты же погибнешь! Вслед за лисом! Это самоубийство!
Габриэль-старший печально улыбнулся.
— Это необходимая жертва. Вы с Гейбом молоды и полны сил. Вы — будущее Эндории. Доведите начатое до конца.
Гастон, не придумав ничего лучше, попытался схватить лиса за хвост. Но тот растворился, не позволив себя остановить. Но в отличие от Гастона, Елисей всё равно его видел. Ринулся следом и оттащил подальше от огня. А в следующий миг комнату огласил громкий крик. Женский крик. Гастон в ужасе обернулся, ища глазами сестру с женой и Огонька. Открыл рот и так застыл. Лизетта, морщась от боли, держала в руках перо, которое только что вырвала из павлиньего хвоста.
— Помогай, — велела она мужу. — Самой неудобно. И жалко себя.
— Но… но…
— Это жертва! Я тоже зверь!
— Но…
— Не воспринимайте слова Клотильды буквально! Мы сражаемся против агрессии. И жертвоприношение будет ошибкой! К тому же, я теперь тоже часть вашей безумной семьи, значит, должна внести лепту!
Лизетта выдернула второе перо и громко выругалась. Гастон не спешил «помогать». Не верилось в успех затеи, а причинять жене боль — не его вариант. Хвост отрывать — это вам не репьи из шерсти вычесывать. Зато Дина мигом сориентировалась. Подскочила и оставила Лизетту без очередного пера. А потом еще без одного, еще и еще. Та только и успевала охать и кусать губы.
— Готово! — объявила Дина, справившись с последним.
Всего перьев набралось одиннадцать. Миг, и все они — разноцветные, будто расшитые шелковыми нитями, исчезли в огне. А дальше… дальше рухнула стена, что преграждала путь черному принцу. Она сдалась под натиском темной, разрушительной магии. Но в ту же секунду подтвердилась теория Лизетты: пламя, поглотившее перья из павлиньего хвоста, погасло, а с ним рассыпался в прах и череп. Оба черепа. И тот, что обитал в комнате, и тот, что «украшал» жезл.
Увы, в самом жезле еще осталась сила. Скопилась за годы соседства со зловещим наконечником. Аккурат для последнего прицельного удара. Луч, что вырвался на волю, неся смерть, предназначался Гастону. Кому ж еще? Ведь именно его наследник эндорского престола считал главным недругом.
Но всё пошло не по плану.
Волк Майло повис на руке чёрного принца. Тот взвыл, жезл дернулся и… луч полетел в Дину.
— Не-е-е-ет! — заорал Гастон. Он стоял слишком далеко, чтобы отвести беду.
Зато хватило времени кое-кому другому…
— Нет! — закричала Дина, оставшаяся целой и невредимой. — Что ты наделал? Что же ты наделал?!
У Гастона потемнело в глазах. |