Катерина тоже была смущена; воспитанная в семье, где вежливость и даже ласковый тон были неписанным правилом жизни, и даже в милиции в офицерской среде неизменно соблюдалась высокая культура отношений, она дивилась такой перепалке, но, конечно же, делала вид, что ничего не замечает. Впрочем, скоро поняла, что отношения между Михалычем и его женой очень сердечные, а резкий тон речи хозяина всего лишь черта характера, которая как раз и обнаруживает его искренность и простоту.
Генерал продолжал:
— Попутешествуем, а там видно будет: может, и на жительство останемся.
Оксана снова всполошилась:
— Но кто же будет спасать землю нашу от супостата?.. Нынче они Россию подомнут, а завтра и до нас дотянутся. Руки–то у них длинные. Михалыч–то газет не читает, ему некогда, а я каждый день в них глаза таращу: они все чаще сионистов поминают, да масонов каких–то. Говорят, что и у нас их в Мельбурне богато расплодилось. Тут–то на фермах мы их не видим, а в столице возле генерал–губернатора и министров разных комарьем вьются.
Михалыч на этот раз жене не возражал; видимо, она выговаривала и его тревоги. Свесил над столом большую голову, молчал. Потом открыл бутылку коньяка, стал разливать. Было видно, что оба они, и муж и жена, принимают близко к сердцу все, что происходит в эти дни на Родине. И когда Олег сказал им, что недавно в России сменился президент, Михалыч, откинув назад голову, отрезал:
— А что ваш новый президент — русский или снова из чужаков?
Муха ответил:
— С виду будто русский, а там кто ж его знает. Время покажет.
После завтрака пошли осматривать ферму, ее окрестности, хозяйственные постройки. В небольшом помещении, которое Михалыч назвал мельницей, они увидели японца, он был весь покрыт мельчайшей седой пылью и встретил их радостными поклонами и приветствовал на своем родном языке. Михалыч повернул рычаг на щитке барабана, из которого по двум брезентовым рукавам наружу вылетала мельчайшая крошка и пыль от размолотой шелухи орехов. Японец обрабатывал прошлогодний урожай, готовил его на продажу.
Потом Михалыч вывел гостей на рыжий каменистый холм, торчавший недалеко от фермы, и отсюда гости увидели море.
С балкона второго этажа их позвала Оксана:
— Я вам приготовила жилье. Пойдемте — покажу.
Две комнаты были смежными — их предложили генералу и Олегу. Комната Катерины отдельная и с балконом.
— Вам будет хорошо, — объясняла хозяйка. — Вы можете растворить балкон, а дверь прикрыть сеткой. Иначе тут мухи злые, как собаки.
К счастью Олега, в его комнате был отличный, современный компьютер. И как только Олег остался один, он сел за него и передал письмо Малютину. Олег писал:
«Дорогой Сергей! Я на время улетел из России, и вы меня не ищите. Прошу тебя снять с твоего счета три миллиона долларов и переслать в Австралию в банк Мельбурн–сити на имя Иванова Василия Ивановича. И еще три миллиона на имя Ивановой Марии Николаевны. И еще три миллиона на имя Иванова Ивана Ивановича. Сделай это срочно, сейчас же, Олег».
После этого он лег на диван и стал читать газеты на английском языке, которые ему дала Оксана.
Олег не хотел творить свои операции из дома Михалыча, он намеревался снять номер в дарвинской гостинице, установить компьютер и оттуда посылать приветы банкирам от Васи из Кергелена. Но такой план просуществовал недолго. Через три часа модем «проворчал» письмо из Москвы. Малютин писал:
«Имеем секретную информацию о том, что лондонский Сити- банк раскрыл твою формулу защиты и ждет от тебя атаки, чтобы схватить за руку. Боюсь, что твой адрес он уже дал другим крупным банкам, и они все вместе устроили на тебя засаду. Будь осторожен. Деньги переслал по твоим адресам час назад. |