Ну, а что до главы дома --
помни, он господин. Тут говорить нечего: по заслугам и почет. Главе рода
подчиняться одно удовольствие, во всяком случае, именно так должно
рассуждать в юности.
-- Возможно, сэр, -- сказал я. -- Обещаю вам постараться, чтобы так оно
и было.
-- Недурно сказано, -- просиял мистер Кемпбелл. -- Ну, а теперь
перейдем к материям вещественным, хотя -- да простится нам этот каламбур --
быть может, и несущественным. У меня тут с собой сверточек, -- не переставая
говорить, он с усилием вытащил что-то из внутреннего кармана, -- а в нем
четыре вещицы. Первая из четырех причитается тебе по закону: небольшая сумма
денег за книги и прочее имущество твоего отца, купленные мною, как я
объяснил с самого начала, в расчете перепродать по более выгодной цене
новому учителю. Другие три -- маленькие подарки от меня и миссис Кемпбелл;
прими, порадуй нас. Один, круглый по форме, наверное, понравится тебе на
первых порах больше всего, но, Дэви, милок ты мой, он что капля в море; шаг
шагнешь -- его и след простыл. Другой, плоский, четырехугольный, весь
исписанный -- твоя поддержка и опора на всю жизнь, как добрый посох в
дороге, как мягкая подушка в час недуга. Ну, а последний -- он кубической
формы -- от души верю, поможет тебе найти дорогу в лучший мир.
С этими словами он встал, снял шляпу и любовно произнес коротенькую
молитву о юноше, вступающем в жизнь; потом внезапно обнял меня, крепко
прижал к себе, отстранил, пристально поглядел на меня с непередаваемо
горестным лицом, круто повернулся и с криком "Прощай!" рысцой засеменил
обратно той же дорогой, по которой мы пришли. Со стороны, я думаю, это
выглядело смешно, но мне было не до смеха. Я провожал его глазами, пока он
не скрылся из виду; он не замедлил шаг, ни разу не обернулся. Только тут я
сообразил, что все это показывает, как ему тяжело расставаться со мной, -- и
до чего же мне стало совестно! Ведь сам я был рад-радехонек выбраться из
деревенской глуши в большой, многолюдный дом к богатым и важным господам
одного со мной имени и одной крови.
"Эх, Дэви, Дэви, -- думал я, -- это ли не черная неблагодарность!
Неужто стоило лишь побряцать у тебя над ухом громким именем, и ты готов
забыть старое добро и старых друзей? Фу, стыд какой!"
И, сев на тот же валун, с которого только что поднялся добряк-пастор, я
развернул сверток, чтобы посмотреть на подарки. Насчет кубического я с
самого начала не сомневался: конечно же, это была маленькая Библия, как раз
по размеру кармана в пледе. Круглый оказался монетой в один шиллинг, а
третий, которому назначено было столь чудодейственно мне помогать и в добром
здравии, и в болезнях, и во всех случаях жизни, -- клочком грубой
пожелтевшей бумаги, на котором красными чернилами выведено было
нижеследующее:
"Способ изготовления ландышевой воды. |