– Ой, папуленька, хозяин, до конца апреля‑то вон еще сколько дней, ночей, минут, секунд! А ты меня никуда не пускаешь, улицами, переулками любоваться не даешь. Надоело мне быть домашним артистом…

– Быть под домашним арестом, – машинально поправил я Гоэмона.

– Ладно, домашние аресты, оркестры, скрипки, флейты, барабаны, тараканы…

– Гоэмон! При чем тут тараканы?

– Отстань, к каждому слову придираешься! Есть, нет, сказал, не сказал, указал, доказал, кукиш‑мукиш показал, накося, выкуси!

Гоэмон рассердился, что бывало с ним крайне редко.

– Помолчите, Тода! – Тамура бросил на меня злобный взгляд, не предвещавший ничего хорошего.

– Все равно надоела мне тараканья жизнь! Вот исполню, выполню, проверну работенку и своей собственной высокой персоной отправлюсь повидаться с господином величеством… Мигом‑сигом, раз‑два, одна нога здесь – другая там, и айда домой, прощаться хочу!..

– Гоэмон‑сэнсэй!

Тамура вдруг скинул дзори и поджал под себя ноги.

Пока я размышлял, что он будет делать дальше, Тамура положил ладони на сиденье кадиллака и пал ниц перед Гоэмоном.

Подумаешь, удивил! Я бы тоже смог, на мягком‑то сиденье!

– Гоэмон‑сэнсэй! – сказал Тамура театрально надтреснутым голосом и ткнулся своей большой головой чуть ли не в нос Гоэмона. – Ваш гнев вполне оправдай. Понимаю вас и сочувствую! Нелегко жить в тисках неволи. Но умоляю вас, потерпите еще немного. Видите, я, Дайдзо Тамура, прошу вас об этом, смиренно склонив голову. Клянусь вам, я выполню свое обещание! А пока – осталось ведь совсем мало! Не покидайте меня, действуйте так, как я буду вас просить. Нижайше молю вас, укрепите мое мужество!

Пока Тамура, забравшись с ногами на сиденье, бил поклоны, наш кадиллак выехал за пределы города, на шоссе Аоумэ. Сумасшедшая Кисако вела машину как попало, лихачила, превышала дозволенную скорость. Оглядевшись, Тамура приказал вернуться в Токио, в его контору.

– Кисако‑сан, прошу вас, уступите место за рулем моему шоферу, – сказал Тамура и, сложив на груди руки, глубоко задумался.

Кисако нехотя притормозила, вышла и села не рядом с шофером, а на заднее сиденье, около Гоэмона.

Заднее сиденье кадиллака достаточно большое, поместиться вчетвером вполне можно, тем более что Гоэмон занимал немного места. Но меня беспокоило поведение Кисако. Раньше она шарахалась от Гоэмона, как от огня, а теперь, после того разговора в особняке Тамуры на Йоцуя, прямо‑таки облизывала это чучело. Неужели на нее так подействовали деньги?

А Гоэмон, едва кончив говорить с Тамурой, откинулся на спинку и уснул мертвецким сном. Рот и глаза, как всегда, были открыты.

– Включи радио! – приказал Тамура, все так же задумчиво глядя перед собой.

По радио как раз передавали последние известия. Обычные новости дня чередовались с сенсационными сообщениями из залов парламента. Дикторы не скупились на слова, расписывая скандал, разразившийся в двух парламентских комиссиях. Передача иллюстрировалась магнитофонными записями с мест заседания.

– Что происходит у нас, ясно. А вот за морями что? – раздраженно выкрикнул Тамура, пристально смотря на радиоприемник.

– Переходим к сообщениям из‑за рубежа… – сказало радио.

В заокеанских сообщениях не было ничего сенсационного.

«…Всемирно известная кинозвезда возбудила дело о разводе со своим мужем, всемирно известным миллиардером, и одновременно подала в суд на всемирно известного врача всемирно известной больницы. Причиной судебного разбирательства является неправильный диагноз, поставленный врачом нынешнему мужу актрисы еще до их свадьбы.