По-гречески «нэ» означает «да». Так что я, разумеется, тут же начала тренироваться на своем бедняге-муже.
— Тебе надо в туалет? — спрашивал он.
— Нэ.
— Нет?
— Нэ!
— Прекрати!
Еще мне понравилось греческое слово для «о’кей» — «энд?кси». Или просто «докс», для краткости.
— Докс, — отвечала я Джону, и он закатывал глаза. Потом, когда кто-то из моих знакомых американцев пошутил: «Для меня это как греческая грамота», настала моя очередь закатывать глаза.
В свой первый приезд на Кипр, всего два года тому назад, я исколесила всю Никосию. Я поднималась на лифте на террасу к Сулле. Взбиралась по лестнице в квартиру столетнего Зенона. Выезжала на улицу из дома Джорджа. Объездила весь исторический торговый квартал.
Один раз Джордж повез нас на пляж под названием Инжирная бухта. Вода была холодной, но я не хотела упускать шанс выкупаться в Средиземном море. Так что мы с Нэнси (последняя — с большой неохотой, поскольку боится холодной воды) проплыли пару сотен ярдов до плавучей платформы. Я забралась на нее без посторонней помощи. Лежала, впитывая краски, свет солнца, и не хотела возвращаться.
Теперь я отсиживалась в «Хилтоне». У меня не было сил ходить; запертая в оковах собственного тела, я разучилась даже плавать.
Не беда. В «Хилтоне» оказалась терраса с тентом, арками и столиками, с видом на бассейн. Чудесный уголок Средиземноморья. Мой уголок. Где меня могли навещать мои родственники.
И они приходили ко мне почти каждый вечер той недели, что мы провели на Кипре. Замечательные были встречи, не испорченные ожиданиями и спешкой, много еды, много выпивки и регулярных попыток найти сидячие места для всех.
В этот раз меня особенно очаровали дети, Федра и Анастасия.
Теперь я особенно чувствительна к тому, что малыши часто пугаются меня. Мое кресло все черное, с большими колесами, я сижу в нем скрюченная, бормочу что-то заплетающимся языком и не могу ни встать, ни поиграть. Один раз я видела, как маленький мальчик, увидев меня, отвернулся и спрятал лицо в коленях матери. В его возрасте я бы тоже испугалась.
Я — но только не Федра и Анастасия. Для них мое кресло было игрушкой. Каждый раз, когда оно пустовало, они заскакивали в него и катали друг друга. И Джон их тоже катал. А однажды вечером, когда мы все сидели за ужином, Анастасия забралась к Джону на колени и свернулась клубочком.
Две мои семьи — старая и новая. Вместе.
Не хватало только Паноса. Придется опять вызывать его дух. Придется ехать к нему, раз он сам не может ко мне прийти.
Мы посетили его могилу в разгар неимоверно жаркого дня.
— Странно, что мы все в черном, — сказала Эллен по пути туда.
— Я специально так оделась, — ответила я. — Для кладбища.
— А я ни о чем таком не думала. |