Ее машина еще не вынырнула из-за бугра, а я уже знал, что это она. По пятницам она всегда ездила продавать яйца, и теперь показалась ее единственная за всю жизнь машина, старенький форд. Я почувствовал, что мы оба в дерьме — один разбился, другой завяз, — и отвернулся от дороги.
Зная, как она водит машину, я думал, что она проедет мимо, не заметив нас. У нее продавленное водительское кресло, и ей приходится сильно задирать подбородок, чтобы вообще что-то видеть. Где уж тут глядеть по сторонам. И, скорее всего, она нас и не увидела, а просто почуяла и стала тормозить. Если бы дорога была чуть более скользкой, в канаве оказались бы целых три машины вместо двух. Жалко, что она не завязла, — должна же существовать хоть какая-то справедливость. И она, и Гид одинаково плохо водили машину. Только в сложном положении она замедляла ход, а Гид — напротив, поддавал газу.
Но на этот раз повезло — остановилась она без приключений. Гид все так же сидел на прежнем месте, ощупывая руку, а связанный козел сумел, извиваясь и брыкаясь, упрыгать шагов аж за тридцать. Не могу сказать, что Молли выглядела на миллион долларов — на ней была панама, синий комбинезон, в котором она обычно доила коров, и старые, бывшие мои, галоши. Но умрет она все равно симпатичной женщиной: в ней сохранилось достаточно шарма, чтобы напомнить, какой она была прежде. Стоя на дороге, она не спеша осматривала поле битвы. Потом пнула ногой машину Гида, чтобы понять, качается ли она, и стала изучать следы на склоне, пытаясь восстановить для себя картину происшествия.
Гид ждать не умел.
— Иди сюда, — сказал он. — Ну авария как авария, и ничего стыдного тут нет. Мы тебе расскажем.
Но она расхаживала по склону, пытаясь разобраться во всем самостоятельно.
— Посмотрите-ка на нее, — сказал Гид. — Ледяная коровка. Такая независимая. Кто-нибудь ей рога-то пообломает.
— Ну, тут плюнешь и запросто попадешь в двух парней, которые пытались это сделать лет сорок подряд, — сказал я.
— А я это сделал, — сказал он. — И сделаю еще раз.
— Никогда не думал, что ты такой оптимист.
Наконец она перебралась через кювет и подошла к нам, спокойная, как всегда. Когда бы я ни заставал ее за кухонным столом, она выглядела довольной, словно кот, наевшийся сливок. Жизнь поработала над ней не так, как надо мной и Гидом. Она уперлась руками в бока и смотрела на Гида сверху вниз, смахнув панаму. Ее волосы, которые только слегка тронула седина, свободно развевались. Они были почти сплошь черными, длинными и красивыми, как прежде.
— Ну, нос-то у тебя ободран, — сказала она. — Кажется, ты угодил в аварию.
Гид фыркнул.
— Какая тут авария, — сказал я. — Просто мы соревновались, кто из нас сможет состроить из себя большего придурка.
— Даже не скажешь, кто победил, — улыбнулась она мне.
— Кто б говорил, — сказал Гид. — Мало я тебя вытаскивал из кюветов и всяких канав?
— Конечно, — сказала она. — Я и не утверждаю, что я хороший водитель. Но я собираюсь в город, а у вас какие планы?
— Сидеть здесь, пока нос не затянется, — сказал он. — Не хочу шастать, брызгая кровью.
— Ладно, давайте цепь с крюком, — сказала она. — Попробую вытащить пикап.
Похоже, он только того и ждал, — лишь бы самому не просить.
— Если твоя колымага потянет, будет здорово, — сказал он.
И протянул мне руку, чтобы я помог ему встать. Но тут же завопил, как раненый бык, — сдуру он подал мне больную руку. Пришлось усадить его обратно, а Молли присела с ним рядом, закатала ему рукав и стала осматривать его локоть. |