Пришлось усадить его обратно, а Молли присела с ним рядом, закатала ему рукав и стала осматривать его локоть. Он отмахивался от нее здоровой рукой, но ей все было нипочем.
— Не суй свою лапу мне в лицо, — сказал она. — Тебя что, змея укусила?
Говорить он не мог, так болела рука. Потом он протянул мне здоровую руку, и я помог ему встать.
— Идем, — сказал он. — Она тебя вытащит, только цепь найди.
На Молли он не глядел, боялся, что она увезет его к себе и станет лечить. И не успел я пошевелиться, как он уже пересек дорогу и принялся обшаривать пикап в поисках цепи.
— Никогда он ничему не научится, — улыбнулась Молли. — И это хорошо. Иди уж, найди эту цепь, что ли. А то он уронит ее себе на ноги.
— Если бы. Это было бы здорово, если бы у него одновременно отказали и рука, и нога. Может, тогда мы бы его притормозили и уберегли от серьезных увечий.
Я подошел к пикапу. Половину барахла из-под сидений Гид уже вывалил наружу.
— Не путайся под ногами, — сказал я. — Однорукому не стоит возиться с цепью.
Цепь нужно было вначале найти, а потом вытащить. Ее заклинило между гидравлическим домкратом и большим водопроводным ключом, который жил на этом месте больше двух лет, застрявши так крепко, что никто не мог его освободить. Будь проклят изобретатель сидений в пикапах: под них ничего не спрячешь, не ободравши костяшки рук, а спрятав, хрен вытащишь обратно. Я отстранил Гида, и он заворчал:
— Всегда так. Мое состояние уходит на его жалованье, а он еще мною командует.
Мне удалось приподнять домкрат и ухватиться за конец цепи. Тут подошла Молли, и Гид заткнулся, словно спрятался в черепашьем панцире.
— Интересно, что придумают козы, — сказала она. — Пока они двигают к мосту.
— Пусть эти твари подохнут с голоду, — сказал Гид, прислонившись к крылу машины и, похоже, оставив все попытки чем-нибудь заняться. — Пусть ночью поднимется вода в ручье и всех их утопит. Чем коз, лучше держать борзых, один черт.
— Ничего плохого в козах нет, — сказала Молли. — Наверное, они приносят Джемисону неплохой доход.
Успокаивая нервы, они продолжали свою дружескую дискуссию, а я наконец вытащил цепь. Потом я собрал все, что раскидал Гид, и кое-как уложил обратно. А когда закреплял цепь, увидел Джемисона на старом, толстом, унылом коне. Он приближался к нам, спускаясь с холма.
— Глянь-ка, кто к нам едет, — сказал я. — Готовь чековую книжку.
— Ну тебя в задницу, — сказал он. — Если бы ты так не возился, мы бы давно уже были в городе.
— Он верхом на своем Грустном Беби, — сказал я. — Его нетрудно обогнать и пешком.
Молли изо всех сил старалась не рассмеяться.
— Джемисон ведь тебя не поколотит, — сказала она. — Он никогда не выходит из себя.
— Да не боюсь я, что он меня поколотит, — сказал Гид. — Я боюсь его безумных мыслей. За ремонт этого гнилого забора он такое запросит. Сейчас увидишь.
— Не паникуй, — сказал я. — Придумай какую-нибудь байку. Например, что в этот забор тебя втолкнул другой автомобиль, который потом смылся.
— Не стоит, — ответил он. — Без толку. Джемисон такой тупой, что врать ему бесполезно. Он понимает только чистую правду.
И в самом деле, Джемисон понял все без особых усилий. Он подъехал к дыре, сполз с Грустного Беби и пошел прямо к Гиду, протягивая ему руку. Он был помешан на рукопожатиях. Здороваясь с Молли, он коснулся шляпы, подошел пожать руку мне и только потом заговорил. |