— Я не собираюсь одалживаться у Генри, — сказал он. — Начинай подкапывать.

Но тут из дубовой рощи показались козы Джемисона Вильямса. Их было около сотни, и они перли как раз к дыре в заборе. Это зрелище слегка отрезвило Гида.

— Бежим, — сказал он. — Надо заткнуть дыру, а то эти сволочи расползутся по всей округе, и нам придется их собирать до второго пришествия.

Он был прав. Коза может легко схорониться в высоком бурьяне или в барсучьей норе, и ищи-свищи ее потом хоть целую неделю. А тут их целая сотня.

— Тащи лассо, — сказал он. — Может, удастся натянуть между столбами.

— Восемь рядов проволоки не останавливают козу, — сказал я. — Что толку от веревки?

— О'кей, — сказал он. — Бери на себя северную дыру, а я — южную.

— Ну, беру. И что делаю? — спросил я. — Собой затыкаю?

— Черт тебя побери, Джонни, — сказал он. — У тебя что, мозгов нет? Что, прикажешь каждый шаг тебе подсказывать?

Он засеменил к дыре со скоростью моего обычного шага. Наверное, ему казалось, что он бежит. Я подошел к своей дыре и остановился.

— Маши руками и кричи, — сказал он.

— Гид, — сказал я. — Тебе самое место на олимпийских играх. Ты там всех уделаешь. Представь, что случится с тем недоумком, который на тебя нападет. Особенно если рядом нет ничего вроде дерева, чтобы взлезть и спасти свою шкуру.

Он бесился и мог запросто кого-нибудь укусить. Кроме меня никого не было под рукой, поэтому мне следовало заткнуться. Мы подняли страшный шум, и большая часть коз побоялась идти напрямик через дыры в заборе. Но, поскольку шевроле проделал довольно большой пируэт, расстояние между проломами составляло ярдов тридцать. Забор, конечно, не дыра, но не препятствие для настоящей козы. И, хоть Гид и вопил, как индеец из племени чоктоу, один старый козел плюнул и махнул прямо через забор. Наверное, пора было вызывать «скорую помощь» или добровольцев-пожарных. Козел выбрался на дорогу и блеял, призывая соплеменников.

— Врежь сукину сыну! — вопил Гид.

Кроме комка земли, ничего под рукой не оказалось. Я швырнул, но промазал. Гид располагался на склоне повыше, возле него было много камней, и он открыл по козлу беглый огонь. Перелет случился на четвертом или пятом броске: камень со звоном взорвал заднее стекло моего пикапа.

— Черт побери, — сказал Гид. — Нашел, где пикап пристроить.

— Нашел, где кидаться камнями, — сказал я. — У меня там на сиденье банка с мазью от слепней. Если ты ее разбил, я от тебя увольняюсь, слово чести. Не хочу всю оставшуюся жизнь нюхать эту дрянь.

Но тут двинулись в наступление остальные козы Джемисона Вильямса. Они рассредоточились и подлетели к забору, как стая перепелок. Чтобы их отогнать, у нас просто не хватало рук. Да я и не сильно рвался бороться с козами, а стал пересчитывать тех, кому удалось преодолеть забор.

Гид сражался с невиданным упорством. Сцепился с козой, развернул и отправил ее обратно. И только налетел на старого козла, как коза развернулась волчком, махнула через кювет, побежала по дороге, скакнула через другой кювет, продралась сквозь колючую проволоку и исчезла в кустах. Гид в обнимку с козлом рухнул на землю. Похоже, что Гиду пришлось труднее, чем козлу, но упорства у него было побольше. Гораздо больше. Более упорного человека, чем Гид, я никогда не встречал, кроме, разумеется, его отца. И это вовсе не какой-то там сомнительный комплимент. Раз он решил, что хоть один козел обязан остаться на пастбище Джемисона, так оно и случилось.