— Я стараюсь облегчить ему жизнь в такую жару, а он рвется вперед, как дикий мустанг. За тобой нужен глаз да глаз, а то, чего доброго, ты себя загонишь до смерти. Похоже, ты просто хочешь доказать, что еще на что-то годишься.
— Ну, давай, бей меня, бей, — сказал я. — Я ведь ручной.
— Ну, куда тебе? Вчера смотрю, а у тебя поджилки трясутся. Это ты яму для столба копал.
— Вчера было жарко, — признался я. — В такую жару любой может перегреться.
— Ну, конечно. Любой. Да, да.
— Не дадакай. Сидит тут и дадакает, — сказал я. — Тебя самого качает по сто раз на дню. Падал бы, если б за лом не держался.
— Не выдумывай, — сказал он. — Просто, когда пот заливает очки, я спотыкаюсь. Вот и все.
— Конечно, — сказал я. — Так оно и есть. Через месяц, значит, ты из-за пота ложишься на операцию? Из-за пота?
— Издеваешься над больным человеком, — сказал он. — Дай мне рассказ закончить.
Хоть я и знал эту историю наизусть, получше, чем проповедник Библию, но все равно решил послушать. Любопытно, какие-такие новые повороты в нее вплетет Гид.
— Дело было в том, — сказал он, — что старикан Дирт наступил на меня, когда удирал, и повредил мне бедро.
— То-то ты такая развалина, — сказал я. — Нужно было в молодости беречься.
— У тебя на шляпе шпанка, — сказал он. — Гони, пока не укусила. При чем тут «развалина»? Есть, конечно, пара хворей, но, вообще-то, я в полном порядке.
Я взмахнул шляпой, чтобы отшвырнуть чертову муху.
— Эти паскуды одолеют всю страну, — сказал я.
— Да. Вместе с мескитами и правительством. Надеюсь, не доживу и не увижу, как это будет.
— Не доживешь, — сказал я. — Страна еще как-то продержится.
— Что-то непохоже, — сказал он. — Еще десяток лет, и пуп надорвешь, чтобы по-честному жить.
Четырехдюймовый огрызок сигары он швырнул в гору банок.
— Ну, чтобы жить по-честному, нажимать нужно и сейчас, — сказал я. — Но большинства это не касается. Что случилось с сигарой?
— Ничего. Неплохая сигара. Просто себе дороже зажигать такой огрызок, вот я и выкинул.
— Иди ты в задницу, — сказал я. — Дают тебе с доллара сдачи четвертак, и ты его не берешь. Таскать в кошельке себе дороже.
— Именно, — сказал он, — себе дороже. Ничего на него не купишь.
— Нет, Гид, ты подумай. Ты выкинул целый гамбургер. Или пять ореховых батончиков.
— Ты сам подумай, — сказал он. — Кому нужны целых пять ореховых батончиков? Только представь себе человека твоего возраста, который грызет конфетку.
— Ореховые батончики — очень хорошая вещь. Так и тают во рту.
Все потешались над тем, что я люблю сладкое. Я постоянно грыз конфеты и вовсе не собирался менять привычки только потому, что кучка идиотов считает это недостойным занятием. Еще мне нравится «Делаварский пунш».
— Хочешь не хочешь, а прохладное время дня пролетает зря, — сказал я. — Завтра будет не меньше ста десяти градусов.
— Завтра мы не работаем, — сказал он. — Я обещал Сьюзи сходить с ней на «Белоснежку».
Потом я опять копал ямы, а Гид загонял в них столбы и утрамбовывал землю. Чертова земля была страшно твердой, я долбил раз по десять в одно место, чтобы пробить верхнюю корку. |