Когда мы приехали к ней, она угостила нас персиковым пирогом и кофе. Гид сидел тихо, как мышь. Она принесла из коптильни керосин, чтобы смочить Гиду руку. Он тут же ожил.

— Ой, и это все? — сказал он.

А до того никак не мог справиться с рукавом, верно, опасаясь, что Молли притащит пилу.

— Кричи, если она будет зверствовать, — сказал я. — Пойду на воздух. Здоровому человеку вредно нюхать керосин.

Я вышел и присел на задние ступеньки. Отсюда было видно далеко, просматривались все земли Молли и часть земель Гида. Так хорошо было просыпаться раньше в ее спальне.

Дождь кончился, и облака на западе становились прозрачными, как полотнища газовой ткани. Вскоре на мокрых мескитах заиграло солнце. Сквозь сетчатую дверь я слышал, как Молли разговаривает с Гидом, и, странное дело, чувствовал себя брошенным. Но я ведь это и так знал. Несмотря на возраст, Гид то и дело поговаривал, что пора покинуть Мейбл и переехать к Молли, и она тоже хотела этого. Наверное, это было бы хорошо для них обоих, но от этого я казался себе вроде бы лишним. Ведь мы оба так долго были с нею связаны. Конечно, Гиду следовало бы бросить Мейбл, терпеть ее тридцать лет — настоящая каторга. Но она удерживала его внучкой. Я пошел в огород поглядеть, как поживают помидоры и кукуруза. Если я хочу уничтожить полчища шпанки на этом огороде, придется почаще заглядывать к Молли на ужин. Все равно она всегда поджидает меня к ужину.

Теперь солнце стало таким жарким, что я укрылся в тени возле парадной двери. На крыльцо вышел Гид. Его рука была обмотана чуть ли не половиной простыни, и он выглядел довольным, как опоссум.

— Я просто заново родился, — сказал он.

Молли принесла три больших стакана пахты и тарелку холодных кукурузных лепешек. Мы сидели молча, поедая лепешки и запивая их пахтой. Изредка кто-нибудь что-то говорил и смолкал. Видно, все мы думали о былом. Наконец я заметил, что Гид и Молли ничего не видящими глазами смотрят вдаль.

— Который час? — спросил я.

Они оба дернулись от неожиданности.

Гид выудил карманные часы, но они не шли.

— Тени уже длинные, — сказала Молли.

— Пора собираться, — сказал Гид.

— Остались бы на ужин. У меня свежие бобы, вылущенные. Сейчас мы их поджарим.

— Кажется, мы не сможем, — сказал Гид мрачновато и поставил пустой стакан на поднос. Рана у него на носу все еще ярко горела.

Молли пошла во двор и стала срезать лилии для букета.

— Чего вам чуть-чуть не обождать? — сказала она. — Ужин скоро будет готов.

— В другой раз, — сказал Гид. — Спасибо тебе.

— Не нужно мне вашего спасибо, — отрезала она. — Я хочу, чтобы вы поели вместе со мной.

Мы обошли дом, постояли у старого погреба, который строил еще старик Тейлор. Солнце было совсем низко, а на северо-западе снова собирались тучи.

Гид сказал, что нужно ехать, а Молли еще раз пыталась уговорить нас остаться.