Молли взяла платок и слабо улыбнулась.

— Ну что мне с собой делать? — сказала она.

— Прости меня, Молли, — сказал Гид. — Я ничего такого не имел в виду.

— Я знаю, — сказала она. — Все моя глупость. Не понимаю, почему некоторые вещи меня так расстраивают. Ты тут ни при чем.

Но как раз он-то был при чем, и сам это знал. В тревожном молчании мы пили кофе.

— Пока плакала, кое-что вспомнила, — сказала Молли. — Не вспоминала об этом много лет. Мы еще были детьми, все еще жили дома, а вместо сахара тогда везде использовали ромовую патоку. Папа поехал в Талию за припасами на зиму.

Она замолчала, глядя сквозь дверь магазина на жаркую, пыльную улицу и дома, сплошь утыканные телевизионными антеннами. Казалось, она видит, словно в телескоп, что-то такое же далекое, как луна. Наверное, она видела те давние дни. Нужно обладать крепкой памятью, чтобы, сидя на мешках с собачьим кормом, вспомнить, как старина Клитус Тейлор катил на телеге в Талию. Могу поспорить, что рядом с ним на сиденье трясся кувшин виски.

— Он вернулся перед самым закатом, — сказала она. — И спереди телеги стояла большая бочка патоки из сорго. Пока они с Шэпом выгружали муку и все остальное, мы, дети, все любовались этой бочкой сиропа. Прежде я не могла даже вообразить, что бывает так много сиропа. В бочке приехали наши сладости на всю зиму. Потом папа и Шэп вернулись и перекантовали бочку к хвосту телеги, чтобы спустить ее на землю. — Тут ее голос задрожал, но она продолжала: — Как оно случилось, я не поняла, но, когда они стали сгружать, кто-то из них ее не удержал, она рухнула на землю и лопнула. На мгновение патока зависла в воздухе, а потом стала растекаться. Ручеек пополз по склону в сторону курятника. Мы замерли и глядели, не в состоянии шевельнуться. Первым очухался Ричард и засунул в патоку большой палец ноги. Патока текла страшно медленно, и в нее влипали разные жучки и муравьи. Собрать ее было невозможно. Потом мы все заплакали. Больше всех переживала Мери Маргарет. Она прямо-таки зашлась и забегала вокруг дома, задыхаясь, пока ее не выловили и не постукали по спине. Тогда она стала колотиться головой о дверь погреба. Она была настоящим мастером заходиться и колотиться. Даже Шэп заплакал. Один только Ричард сохранил рассудок — он присел на корточки, макал палец в патоку и облизывал. И так все время, пока не стемнело. Я не могла поверить в то, что случилось. Никогда мне не было так больно, как тогда. Потом Ричард поймал жабу, кинул ее в патоку, и она там увязла. Я убежала в дом, спряталась в дровяном ящике и не вылезала оттуда, пока не кончился ужин. Папа и Шэп все спорили, кто виноват. Дело кончилось тем, что Шэп навсегда ушел из дому, а папа проторчал почти всю зиму в погребе, распивая виски.

— Бог мой, — сказал Гид. — Настоящая трагедия.

— Никогда не забуду, как патока текла по склону, — сказала Молли.

— О чем ты хотела нас попросить? — спросил Гид.

— А, старуха Рони сбежала на большое пастбище, — сказала она. — Мне ее никак не поймать.

Рони — ее дойная корова. Настоящая бешеная ведьма.

— Сейчас поедем и поймаем, — сказал Гид и встал.

Молли поставила чашку и пошла к своей машине, а мы к пикапу.

— Чур, ты за рулем, — сказал Гид.

— Не беспокойся, — сказал я. — Этот пикап — мое единственное средство передвижения. И я не могу допустить тебя к рулю.

— Неохота гоняться за коровой, — сказал он. — Чего доброго, своих не успеем покормить.

— Нет уж, давай отловим, — сказал я.