-  О, у меня есть прекрасные нюхательные соли, вашу мигрень как рукой снимет, - заволновалась княгиня и послала слугу принести чудодейственное средство.

    На ее несчастье соли мне не подошли, и едва я вдохнула приторный запах, как меня начало тошнить. Я побледнела и бросилась вон из гостиной. Бедная хозяйка не знала, что со мной делать и донимала бесполезными советами. Кончилось все тем, что я отправилась спать, и до утра меня никто не тревожил.

    Зато утром лишь только я проснулась, ко мне пришел доктор. Сопровождала его Ольга Романовна, и мне пришлось до глаз закрыться одеялом, чтобы они не разглядели под нижней мужской рубахой не совсем мужскую грудь и длинные волосы. Ситуация сложилась водевильная. Я жарким летним утром куталась в теплое одеяло и ни за что не разрешала доктору себя осмотреть.

    Доктор, старичок-немец, видимо решил, что у меня не все дома и сам начал уговаривать Щербатову оставить меня в покое. Лишь только они вышли, я вскочила с постели и напялила на себя парик и мундир.

    -  Ах, Сашенька, я в полном отчаянье, - воскликнула, вернувшись спустя две минуты, хозяйка и замерла на месте, увидев меня уже в полном параде. - Вы встали? - удивленно спросила она. - А как же ваша голова?

    -  Внезапно прошла, и я хочу есть, - сказала я, вытесняя Щербатову из комнаты.

    На этом мое ночное приключение благополучно кончилось. Ольга Романовна что-то поняла и на время перестала приставать с нежностями. Теперь она решила, что все дело в моей обиде за то, что она не хочет выходить за меня замуж. Меня такой поворот любовной коллизии вполне устроил. До самого обеда мы с ней выясняли отношения и решили, что быть вместе нам не судьба, но ничего не мешает остаться просто друзьями.

    Едва мы отобедали, как опять пришел Прохоров с обещанным паспортом. Был он на имя Десницкого Сильвестра Ефимовича, восемнадцатилетнего сына священника. Паспорт был настоящий, единственным его недостатком было то, что его владельцу следовало иметь какое-то отношение к духовенству. Если при Екатерине Алексеевне поощрялся выход детей священников из духовного звания, то при Павле он затруднился. Впрочем, особых препятствий для продвижения по стране детям священников не чинили.

    -  Если вам понадобится подорожная, - сказал, передавая мне документ Яков Семенович, - я вам ее выправлю.

    Увы, кроме подорожной мне еще много чего требовалось, и в первую очередь лошадь и цивильная одежда, но Прохоров был беден, и рассчитывать на его материальную помощь не приходилось. Попросить деньги у Миши и тем более у Щербатовой, я стыдилась. Моих же скромных средств решительно ни на что не хватало. Самая скромная верховая лошадь стоила больше ста рублей, и скромная одежда обошлась бы никак не меньше пятидесяти.

    Кое-какие возможности заработать деньги у меня были. Самый простой, но и опасный - выиграть в карты. Другой, устроить представление с чтением мыслей. Я больше склонялась к игре. Как показал опыт, зная, как и с чем играют противники, не выиграть я практически не могла. Конечно, играть при таких возможностях было чистым шулерством, но когда прижимают обстоятельства, успокоить совесть и придумать себе оправдание не самое сложное дело.

    Однако пока я собиралась что-нибудь предпринять, обстоятельства изменились, ночью на дом Щербатовой попытались напасть «разбойники». Тем вечером у Ольги Романовны опять был тайный прием. В обход царского указа спать по ночам, а днем служить государю, гости приходили до начала комендантского часа, а расходились после шести утра. Конечно, все окна, выходящие на Невский проспект, были темны и постороннему узнать, что в доме гости, было невозможно.

    У Щербатовой собралось несколько приятельниц, как мне казалось, не столько от большой нужды общаться, сколько для того, чтобы непослушанием досадить ненавистному Павлу Петровичу.