Но вот уже по меньшей мере сутки, как у него маковой росинки во рту не было. Когда бедняга услышал звук обеденного гонга, голод взял своё. Ему так хотелось есть, что он был готов рискнуть всем ради миски горячей, вкусной, остренькой похлёбки из тильдера, рискнуть даже тем, что подмастерья из Колледжа Облакологии могут поймать его и выгнать из Санктафракса навсегда.

За длинными высокими столами ждали старших профессоров. В галереях учёные и старшие подмастерья шумно толпились вокруг больших общих котлов. А в яме, внизу, галдящие слуги толкались и кричали вокруг труб с похлёбкой, которые тянулись от огромного центрального котла. Пробиваясь сквозь шумную толпу, Каулквейп непроизвольно подслушивал обрывки разговоров.

– На Кафедре Психоклиматических Исследований подтвердили, что на днях действительно была буря чувств, – болтал один из подмастерьев. – И мы до сих пор ощущаем последствия.

Его коллега кивнул.

– Знаю, – сказал он. – Я вот думаю, очистится ли теперь небо когда нибудь?

Во мраке, который упал той ночью и более не рассеивался, в Край поступала всё более и более предательская погода. Дождь – на чувствометрах в башне Лофтус и на чердаке Кафедры Психоклиматических Исследований был отмечен тёмно синий цвет – вызвал взрыв массового горя во всём округе. Плотный и маслянистый туман временно превратил жителей некоторых районов Нижнего Города в глухонемых, в то время как прошлой ночью сильный ливень привёл к вспышкам жуткого насилия среди глыботрогов в воздушных доках.

Резкая перемена погоды вывела на сцену до сих пор непрестижную Кафедру Психоклиматических Исследований. Его декан, дородный мужчина, редкостная, надо сказать, канцелярская крыса, по имени Люд Сквомикс, теперь с важным видом восседал во главе длинных обеденных столов и выковыривал мясо из зубов, прекращая это занятие только затем, чтобы громко рыгнуть.

– Я думаю заполучить место на Кафедре, – говорил третий подмастерье. – В наши дни все происходит именно там. – Он украдкой оглянулся. – Слышал, ветроведы и дождеведы формируют коалицию.

– Пфф! Ну и флаг им в руки, – фыркнул его товарищ, – все они неудачники, прошло их времечко.

Вся столовая была взвинчена разговорами в таком духе. Уже привычным стало составление заговоров и контрзаговоров. И вдобавок ко всему этому, ходили другие слухи, которые не могли игнорировать даже самые спокойные и равнодушные к сплетням учёные.

Наверху, в галерее Колледжа Дождеведения, старший подмастерье повернулся к соседу:

– Я слышал, он что то задумал. Что то подозрительное!

Каулквейп насторожил уши.

– Что то подозрительное? – переспросил его приятель. – Как, неужели сам Верховный Академик?…

– Вот именно, – кивнул старший подмастерье. – Мне кое кто намекнул, что он кого то держит взаперти у себя, в Школе Темноты и Света. Поговаривают, нашёл его в Каменных Садах, и я вполне в это верю. Гостенек выглядит как бродяга и ничего не говорит, но может одним взглядом всю кровь заморозить у тебя в жилах.

– … Совершенно безумный, судя по тому, как он кричит, – крикнул вниз подмастерье облаколог с верхней галереи. – Он воет!

– Воет? – в один голос переспросили подмастерья дождеведы.

– Как лесной волк, – продолжал облаколог, – каждую ночь. На вашем факультете, конечно, не слышно, но по всему Колледжу Облакологии разносится эхо. Это просто жутко.

Каулквейп нахмурился. До его укромного уголка в библиотеке, где он прятался, тоже доносились эти странные завывания, но он не связывал это с тем типом с пустыми глазами, которого встретил вместе с Профессором Темноты в то грозное утро.