Каулквейп почувствовал себя неуютно, и его передёрнуло.

– «Экземпляру»? – громко удивился он.

– Как, я сказал – экземпляру? – издевался капитан. – Прости, я имел в виду – такому прекрасному парню.  (Каулквейп отшатнулся, потому что капитан пройдоха пристально его разглядывал.) – Светлые глаза, хорошие зубы, широкие плечи… – он ухмыльнулся, – и едет на Великий Рынок Работорговли Шрайков.

Прутик серьёзно кивнул.

– У нас там важное дело, – объяснил он.

Громоподобный Грифозуб ухмыльнулся ещё шире. Солнце блеснуло в его серебряных зубах.

– А, ну конечно. Но начнём с главного. – Он повернулся к старому крохгоблину. – Джервис! – резко окликнул матроса Грифозуб, и его лицо посуровело. – Покажи гостям их каюту. И вот ещё, Ворс, – гаркнул он, обращаясь к городскому гному, – скажи Стайлу, что придётся кормить ещё двоих, и найди что нибудь из лекарств – смазать раны этого парня.

Джервис и Ворс немедленно бросились исполнять приказание.

– А ты, – прокричал капитан брогтроллю, – ступай вниз и успокой… груз. – Он кивнул в сторону грот мачты, опасно раскачивавшейся из стороны в сторону. – Что то они там развели возню.

– Страшезлоб, идти, – пробормотал брогтролль и неуклюже заковылял прочь.

Грифозуб театрально возвёл глаза к небу и провёл вялой рукой по напудренному лбу.

– Самая худшая команда, какая у меня когда либо была, – пожаловался он и продолжал, становясь вновь любезным и обаятельным: – Однако мы сделаем всё возможное, чтобы ваше путешествие оказалось максимально приятным.

Корабль раскачивало всё сильнее, пока всем стоящим на палубе, включая капитана, не пришлось ухватиться за что нибудь, чтобы не выпасть за борт. Грифозуб глуповато ухмыльнулся:

– Живой груз! Проблема заключается в том, что, как только они разволнуются, весь корабль переворачивается кверху дном.

– Живой груз? – переспросил Прутик, когда воздушный корабль резко накренился на левый борт, а затем снова выпрямился.

– Ежеобразы, – объяснил Грифозуб, оглядев свою раскачивающуюся посудину. – Для удовлетворения нужд рынка рабов.

Прутик кивнул, мыслями он был уже совсем далеко. В этот миг откуда то раздался жалобный вой. Он пронёсся в воздухе, и у Каулквейпа по спине от страха мурашки пробежали. Воздушный корабль вновь выпрямился. Завывание тут же прекратилось. И «Бегущий по Небу», с наполненными ветром парусами, устремился вперёд.

– Вот так то лучше, – сказал Громоподобный Грифозуб, его жирное лицо расплылось в улыбке, он потирал пухлые ручки. – Так, Джервис, работай. – И повернулся к Прутику и Каулквейпу. – Если вам что нибудь понадобится, спрашивайте, не стесняйтесь. Ужин подадут через час.

… Каюта оказалась достаточно удобной; дни проходили за днями, угнетающе одинаковые: двое друзей редко выходили на палубу. Но Каулквейпу всё время было не по себе. Однажды он, лёжа на животе, безуспешно пытался сосредоточиться на рукописи. Потом поднял глаза и обратился к Прутику:

– Слушай, я ему не доверяю.

– Ты о ком?

– О Громоподобном Грифозубе. Я ему не доверяю. И этому верзиле телохранителю тоже.

Прутик отвернулся от иллюминатора и внимательно посмотрел на встревоженного Каулквейпа.

– И более того, – продолжал Каулквейп, – я до сих пор не понимаю, зачем он везёт груз ежеобразов на рынок рабов. Это невыгодно. – Юноша нахмурился. – Я подозреваю, нет, просто знаю, что у него там за живой груз.