Кто на них сидит, тот счастлив,

И счастливец этот – я.

На скамье сидит малютка,

Подпершись под локоток.

Глазки – звезды голубые,

Ротик – розовый цветок.

И малютка эти звезды

Кротко на меня взвела

И лилейный пальчик хитро

К розе рта приподняла.

Нет, никто нас не увидит,

Мать так пристально прядет,

И отец под звуки цитры

Песнь старинную поет.

И малютка шепчет тихо,

Тихо, звуки затая;

Много тайн немаловажных

От нее разведал я.

«Но как тетушка скончалась,

И ходить нельзя уж нам

На стрелковый праздник в Гослар;

Хорошо бывает там.

Здесь, напротив, так пустынны

Гор холодных вышины,

И зимой мы совершенно

Будто в снег погребены.

Я же робкая такая,

Как ребенку, страшно мне;

Знаю, ночью злые духи

Бродят в нашей стороне.»

Вдруг малютка приумолкла,

Как бы слов страшась своих,

И ручонками прикрыла

Звезды глазок голубых.

Пуще ветр шумит сосною

Прялка воет и ревет,

И под звонкий голос цитры

Песнь старинная поет:

«Не страшись, моя малютка,

Покушений власти злой;

День и ночь, моя малютка,

Серафимы над тобой!»

1847

«Желтеет древесная зелень…»

Желтеет древесная зелень,

Дрожа, опадают листы…

Ах, всё увядает, всё меркнет

Все неги, весь блеск красоты.

И солнце вершины лесные

Тоскливым лучом обдает:

Знать, в нем уходящее лето

Лобзанье прощальное шлет.

А я – я хотел бы заплакать,

Так грудь истомилась тоской…

Напомнила эта картина

Мне наше прощанье с тобой.

Я знал, расставаясь, что вскоре

Ты станешь жилицей небес.

Я был – уходящее лето,

А ты – умирающий лес.

1847

Посейдон

Солнце лучами играло

Над морем, катящим далеко валы;

На рейде блистал в отдаленьи корабль,

Который в отчизну меня поджидал;

Только попутного не было ветра,

И я спокойно сидел на белом песке

Пустынного брега.

Песнь Одиссея читал я – старую,

Вечно юную песнь. Из ее

Морем шумящих страниц предо мной

Радостно жизнь подымалась

Дыханьем богов

И светлой весной человека,

И небом цветущим Эллады.