|
Да и квартира оказалась большой, очень хитрой планировки – некоторые помещения соединялись с соседним домом. – Как тут здорово! Я стояла в гостиной, с замиранием сердца изучая обстановку. Высокий потолок, белые стены, наклонный чертежный стол с ватманом, рядом – компьютерный уголок, увенчанный огромным «Макинтошем». В углу помещался мольберт, а противоположную стену от пола до потолка закрывали книжные полки; внизу стояла старомодная библиотечная стремянка на колесиках. – А здесь все дома спроектированы как студии для художников. – Джон метался по квартире, подхватывая и относя на крошечную кухню грязные чашки с остатками кофе. Глаза его блестели. Снова выглянуло солнце. Косые лучи, попадавшее в квартиру через полукруглые окна, ложились горячими яркими полосами на деревянный пол, усеянный какими-то бумажками, рисунками и чертежами. Посреди всего этого рабочего беспорядка гордо красовалась бутылка текилы с пакетиком миндаля в качестве антуража. Я подняла голову – Джон стоял в проеме кухонной двери и молча наблюдал за мной. Он взъерошил волосы, словно желал избавиться от наваждения, и сказал: – Твои вещи вон там. Я пошла в указанном направлении и через арку попала в уютную маленькую гостиную с большими диванами, обитыми синей тканью, массивным кожаным креслом и старым телевизором, почему-то пристроенным на стуле. За диваном возвышался старый деревянный стеллаж, на котором в художественном беспорядке стояли книги, горшки с цветами, лежали журналы и… – Это же моя кружка! – Я уставилась на раскрашенную вручную красную глиняную кружку, которую Фи когда-то подарила мне на день рождения. Кружка преспокойно стояла на полке, словно ей тут самое место. – Ну да, – кивнул Джон. – Это я и имел в виду, говоря, что здесь твои вещи. – Он взял кружку с полки и вручил мне. – И… мой свитер! – С подлокотника дивана свисала старая полосатая водолазка, которая у меня уже целую вечность, лет с шестнадцати. Как она сюда?.. Я недоверчиво оглядывала комнату, замечая все больше своих вещей. Лохматое синтетическое покрывало под волка, в которое я любила заворачиваться. Старые фотографии институтских времен в рамках со стразами. А это что – мой доисторический розовый тостер?! – Приходя ко мне, ты обычно съедала тост. – Джон проследил за моим изумленным взглядом. – Запихивала в рот, не прожевывая, словно три дня ничего не ела. Я вдруг увидела другую сторону своей жизни, которую считала исчезнувшей. Впервые после того, как очнулась в больнице, я почувствовала себя дома. Притулившееся в углу безвестное растение в большом горшке было обмотано гирляндой цветных лампочек. Такая же гирлянда была у меня в болхэмской квартирке. Все это время мои вещи были здесь! Неожиданно мне пришли на память слова Эрика о Джоне: «Джону можно доверить все, даже свою жизнь». Видимо, я так и поступила – доверила ему свою жизнь. – Ты что-нибудь помнишь? – небрежно спросил Джон, но я расслышала в его вопросе скрытую надежду. – Нет. Только факты из прошлой жизни… – Я замолчала, заметив рамку со стразами, которую видела впервые. Подошла, чтобы рассмотреть снимок, и у меня перехватило дыхание. Это была моя фотография с Джоном. Мы сидим на поваленном дереве, он обнимает меня за талию, а на мне старые джинсы и кроссовки, волосы распущены по спине, голова запрокинута, и я смеюсь, словно самая счастливая девушка на земле. Значит, это правда. Это действительно правда! В голове покалывало, как от электрического разряда, когда я всматривалась в наши лица на фотографии, подсвеченные солнечными лучами. На этот раз у Джона было доказательство. – Мог бы сразу показать, – сказала я почти с претензией. – Почему не принес этот снимок на первый же банкет? – А ты бы мне поверила? – Он присел на подлокотник дивана. |
