— На службу? Любопытно… и зачем двуликому склоняться перед человеком? — жрец отряхнул кость и, проведши по ней пальцем, снял каплю варева, которую отправил в рот. Зажмурился, сделавшись вдруг похожим на ребенка, которому случилось до сладкого добраться. — Вытащи кляп…

— А…

— Боишься?

— Скажешь еще, — оскорбился Вышень и засопел. Норвуд почувствовал прикосновение ледяного клинка к затылку. — Дернешься, глотку перерву и не погляжу, что нужный…

Вышень говорил будто в сторону, но клинок перехватил кожаный шнурок, который и удерживал кляп. А заодно уж и кожу вспорол, кровь выпустивши.

Жрец тотчас обернулся.

Верхней частью тела. Нижняя осталась неподвижна. А вот лицо.

— Извини, — сказал Вышень, руки поднимая. — Я… не нарочно. Нервничаю вот. Извелся весь, сидючи… долго нам тут? А то ведь и людям маятно… вона, заговариваться стали. Сейчас еще глупостей всяких в голову понаберут.

— Вроде тех, что ты в уши брата влил? — тихо осведомился жрец.

На языке россов он говорил столь же хорошо, как на родном.

— Я…

Вышень взгляд отвел.

— Пускай. Моя госпожа добра. Она простит тебе неверие. Потом.

Норвуд почему-то не поверил. И не только он.

— Говори, — Вышень подкрепил слово пинком, и… что-то острое впилось в ребра. Острое и холодное. Оно скользнуло чуть ниже, уйдя в мягкую зелень мха, вспоров её и застыв.

…это…

— Ты говори, — огрызнулся Норвуд, попытавшись перевернуться на другой бок.

Магические путы давно ослабли, но вот заговоренная веревка держала не хуже. Пока держала.

— Зачем служить пошел? — и снова пинок.

А потом еще один.

Вышень обходил танцуя, дразня, заставляя поворачиваться за ним, пусть и без надежды успеть. Жрец же наблюдал за игрой некоторое время.

— Помни. Он живым нужен. И злым… очень злым.

— Будет, — осклабился Вышень и в руке его возник клинок.

Другой.

Он спрятался меж пальцев, чтобы вынырнуть и вновь уйти в рукав, а после появиться в другой руке. Упасть, вспоров кожу на плече Норвуда.

— Кровь сладко пахнет, — сказал Вышень доверительно, выдирая клинок, ушедший в землю. — Так ты Козелковскому служишь?

— Ему, — согласился Норвуд.

Кликок поисал полукруг, чтобы разодрать шкуру вдоль хребта. Порез был длинным, кровящим, но неглубоким. Боль? Боли Норвуд почти не ощущал.

Как и злости.

— Почему?

— Он предложил.

— А ты согласился?

— Почему нет.

— И вправду… а если я предложу? — в третий раз клинок лишь пригладил кожу, вновь отворив кровь, которая лилась на землю тонкими струйками.

— У меня уже есть хозяин.

— Зря. Хозяйка лучше. Хозяйка добрая, — почему-то сказано было с насмешной. — И умная… всех перемудрила… они думают, что сами, но на деле… все будет иначе.

— Заговор?

— Заговор, — согласился Вышень, мазнув взглядом по фигуре жреца, который замер, вглядываясь куда-то вдаль. Что увидел? Что почуял? — Еще какой заговор… соберутся бояре славные, чтобы порядки вернуть… у царя три сына… четыре даже, но четвертый мал еще… старший невесту выбирает. Решил возродить обычай древний… но кого бы ни выбрал, прочие обидятся.