— Ага, твоя невеста… вот смеху-то… все-то только и шепчутся, что Соболева пошла служить невесте своего суженого. Этак и вовсе согласится меньшицею в дом войти.

Радожский покачал головой.

— Не будет такого.

— Конечно, не будет. Сам тебе голову сверну, — ласково ответствовал князь. — Коль жив останусь.

— Тут… вообще с живыми сложно, — ведьмак прислушивался к беседе с немалым интересом.

— А это кто?

— Ведьмак, — сказал Радожский.

Озеро еще отползло. И… таял черный ил, поднимаясь черным же дымом. И небо от него потемнело, измаралось. Солнце и то будто тусклее стало.

— Всамделишний? — удивился князь.

— К сожалению, — ведьмак глядел на этот дым и щурился.

— Женатый?

— Нет пока.

— От и хорошо… у ведьмаков славная кровь, сильная… мой прапрадед был… да… — князь определенно задумался, и ход его мыслей Радожскому категорически не понравился. — Коль живы останемся…

Ил таял.

И белый камень делался еще белее.

…с грохотом втянулась на берег еще одна колонна оружных людей, что подчинялись рыцарю в заморском доспехе. За спиною того высились лебединые крыла, а со шлема спадал конский хвост. Впрочем, командовал рыцарь людьми споро.

— Козелкович, — пояснил Соболев, который отходить, кажется, вовсе не собирался. А после вздохнул и сказал: — Не держи зла, Береслав. Ты парень славный и роду хорошего. И другим разом не желал бы я иного зятя, но… сам понимаешь.

— Понимаю.

— И не могу я допустить, чтоб дочь моя жила без благословения божьего да рожала детей проклятых.

— Понимаю, — шепотом повторил Радожский, глядя, как появляются из тумана тени домов и улочек.

Коней.

Людей.

— Я…

— Поберегись! — донесся громкий голос, и на берег вылетел конь вороной масти. Бухнули копыта, увязли в сыром песке. А конь гривою тряхнул, заржал громко, перекрывая голоса.

— От ведь…

Всадник, что сидел на конской широкой спине, был облачен в простую кольчугу, из-под которой выглядывали полы шелковой рубахи. Голову его прикрывал острый шлем.

Да из-под шлема выпали, зазмеились по спине золотые косы.

— Выпорю, — мрачно произнес Пересвет Родимович, правда, без особое уверенности.

— И за дело, — добавил Радожский, глядя, как крутится, приседая на зад, боевой жеребец. Как скалит белые зубы. Как… крутит головой всадник, высматривая кого-то.

— Иди, — ткнул кулаком ведьмак.

— Что?

— Иди к ней, пока время есть…

— Иди, — повторил Пересвет Родимович. — Отговорить… не выйдет. Мать её из… девки у них всегда воевали, и она от… пороть надо было больше.

— Надо, — как-то неуверенно отозвался Радожский.

И… ведьмак вновь пихнул, будто Береслав сам не способный понять, чего ему надобно и куда идти. А… конь остановился. И Горыня почуяла.

Обернулась.

Блеснули зеленью тревожной глаза. Руки стиснули поводья. И лицо побелело.

— Здравствуй, — только и сумел выдавить Береслав, вглядываясь в родно лицо, подмечая каждую черту его, и сердце заколотилось быстро-быстро.

Как всегда.

А руки вдруг вспотели. И вспомнилось, что сам он глядится… не воином. Одежа, пусть целая, но кафтан измят, а где-то и кровью измаран, и пахнет ею же.