|
Пленница поблагодарила Небо за то, что ее не бросили в один из каменных мешков, познанных ею в Руане, находящихся глубоко под землей, куда свет не проникает никогда. Сидя на гнилой соломе, она отдалась во власть медленно текущего времени. Несмотря на тяжесть браслетов, ее закованные руки имели все же свободу движений, и вскоре она заметила, что, приложив усилия, может вытащить их. Руки у нее ведь такие узкие и миниатюрные. Но лучше было пока не пробовать: это можно сделать ценой болезненных усилий, а как всунуть их обратно? Она была довольна, что ее не обыскали и кинжал остался при ней. Тяжелый, внушающий уверенность, он покоился под корсажем. Да будет благословен Господь, помешавший ей обнажить его только что! У нее вырвали бы оружие, и она больше его не увидела. Благодаря кинжалу Катрин надеялась избежать пыток, которые графиня ей уготовила. Быстрый удар - и все решено. Она не будет хрипеть и стонать на глазах у жестокого врага. Однако Катрин не могла избавиться от тревожного чувства, сжимавшего грудь: что же с ней будет? Приглушенный толстыми стенами шум замка почти не проникал в камеру, и все же ей казалось, что временами она слышит какую-то далекую, мрачную и раздирающую душу жалобу. Она догадалась, что это были причитания племени перед истерзанным телом их вождя. Она представила себе плач женщин, их распущенные, посыпанные пеплом волосы, руки, размазывающие слезы по лицу, монотонное пение страдающих людей, возможно, проклятия, обращенные к той, из-за которой погиб Феро. - Боже милостивый, - потихоньку молилась она, - сделай так, чтобы они поняли меня и прежде всего Терейна. Ей так плохо... Сжалься над ней! Будет ли у них время, чтобы отдать труп реке? Мадам Ла Тремуйль распорядилась прогнать цыган, а ее супруг не стал возражать. Ей казалось, что она слышит отрывистые команды королевских сержантов, щелканье солдатских хлыстов, изгоняющих кочующее племя... Между тем слышалось пение: глубоким, красивым голосом пела женщина. Катрин уже слышала эту загадочную и душераздирающую песню... Внезапно она сообразила, что это не ее воображение, а реальность: голос звучал не в ней, а рядом. прямо за стенами. Поняв это, она в радостном порыве бросилась к стене, забыв о цепях, и упала на землю, обливаясь слезами от боли в муках. Но цепи не могли сдержать ее крика: - Сара! Сара! Ты здесь? Это я... Она прикусила язык. От радости она чуть было не крикнула: "Это я, Катрин!" Но она все-таки сдержала себя и крикнула: "Это я, Чалан!" Потом, затаив дыхание, стала ждать ответа. Пение в соседней камере прекратилось. Она снова крикнула: "Сара? Я здесь..." И опять тишина... Наконец с непередаваемым облегчением услышала: "Слава Богу". Голос был слабым, не таким, каким она пела, и Катрин поняла, что разговаривать будет трудно. Надо было кричать во все горло, чтобы быть услышанной, а это опасно. И без того было радостью сознавать, что Сара так близко от нее. А потом, разве Тристан не говорил, что он заботится о Саре? Ведь совсем недавно он видел Катрин, когда она в сопровождении мадам де Ла Тремуйль шла в тюрьму, и, конечно, удивился, что графиня вернулась без нее... Немного успокоившись, Катрин поднялась с пола, пересела на свою подстилку. Если графине не удастся убить ее в ближайшие часы, у нее появится возможность выжить. Надежда - частый посетитель тюремных камер, и она возродилась в душе молодой женщины. В то же время она с беспокойством следила через отдушину за заходом солнца. Наступит ночь, и она останется одна в кромешной тьме подвала. Понемногу зловещие очертания камеры растворились в наступавшей ночи, и пришло время, когда Катрин перестала видеть даже свои руки. Это напоминало неприятное состояние погружения в глубину воды, полную опасностей. |
