Потом появится отец, раскрасневшийся от счастья. Толстяк прижмет к себе мамочку, за ней папочку. Обнимет изо всех сил. Мамочка будет плакать, папочка сдержит слезы.

— Где же ты был все эти годы? И ни разу не дал о себе знать, ни разу! Нам было так страшно!

— Прости, мама.

— Что же ты делал?

Он гордо улыбнется:

— Воевал.

Но ему никто не поверит. Только не он, только не Толстяк. Какой из него герой. Родители уставятся на него чуть ли не с испугом.

— Ты хоть не коллаборационист? — сурово спросит отец.

— Нет, папа! Я был в Лондоне! Меня завербовали в британские спецслужбы…

Мать ласково улыбнется и потреплет его по плечу.

— П-ф-ф, Ален все такой же шутник. Не говори глупости, милый. Британские спецслужбы… Это как твои успехи в кино, да?

— Это правда, клянусь!

Толстяк подумает, что родителям не дано понять, их ведь тоже не было в Уонборо. Но как больно, что его не принимают всерьез.

— Спецслужбы… — улыбнется отец. — Небось прятался, чтобы не отправили на принудительные работы? Тоже храбрость.

— Да, кстати, дорогой! — воскликнет мать. — Представляешь, когда освобождали город, соседский сын пошел воевать. Даже убил из карабина немца.

— Я тоже убивал!

— Ну-ну, не завидуй, сокровище мое. Главное, ты жив и здоров. И не коллаборационист.

Сидя на мусоре, Толстяк грустно вздохнул. Он не мог вернуться домой. Ему никто не поверит. Но ведь у него повязка… И все равно никто не поверит. Может, лучше вообще не говорить об УСО. Просто вернуться и сказать, что прятался, как последнее ничтожество, что он просто трус. Ему хотелось только одного — немножко любви. Чтобы мать прижала его к себе. Он вернется, снова увидит родителей, а потом, вечером, мать придет подоткнуть ему одеяло. Как раньше.

— Ты не могла бы прилечь со мной? — несмело попросит он после долгих колебаний.

Она засмеется. У матери такой красивый смех.

— Нет, дорогой. Для этого ты теперь слишком взрослый!

Она больше никогда с ним не приляжет. Может потому, что он ходил к шлюхам? Матери, наверно, это чувствуют. Толстяк плакал. Как возвращаются с войны? Он не знал.

Всю ночь гигант прятался в развалинах. Не осмеливаясь переступить порог своего дома. Ждал знака от судьбы и наконец уснул. Пробудившись с первыми лучами зари, он решил снова уехать. Куда угодно. И, вдыхая ледяной осенний бриз, пустился в путь. Ему хотелось идти долго, далеко. Подальше от мира. Он прошел просыпающийся город насквозь и возле собора встретил американский военный патруль. Все “джи-ай” были чернокожими. Толстяк подошел и заговорил с ними на своем невообразимом английском.

* * *

Толстяк ехал в никуда. Волосы его трепал ветер. “Джи-ай” решили, что он забавный, и взяли его с собой. Они вместе выпили кофе на капоте джипа, а после солдаты предложили подвезти Толстяка, раз им по дороге. Они втиснулись в джип. Толстяк одарил компанию единственной фразой, какую мог правильно произнести по-английски: I am Alain and I love you.

Они выехали из города и довольно долго ехали на восток. Около полудня, на въезде в какую-то деревню, они заметили на улице скопление людей. Лучи ослепительного осеннего солнца лились на зрителей, их было два-три десятка. У машины со значком “Французских внутренних сил” бойцы держали молоденькую девушку и собирались ее обрить.

Подъехавший американский автомобиль на миг отвлек внимание от девушки. Толстяк вышел, зеваки расступались перед столь внушительной фигурой — офицер, видно, из Америки.

Миловидная белокурая девушка, бледная, с блестящими, но красными от слез глазами, стояла на коленях и плакала от страха.