Но Владимир уже дошел до той стадии, когда сломить сопротивление пытающихся помешать ему становится делом принципа.

– А по мне – хоть генеральный прокурор! – громко объявил он. – Я думаю, что он не захочет, чтобы о его связи с чужой замужней женщиной узнала местная пресса… Не так ли, господин служитель закона?

Служитель закона опасно налился кровью и шумно задышал.

– Где девочка? – спросил Гульченко и сделал шаг вперед.

– Вот тебе! – Женщина сделала непристойный жест. – Я вам ее не отдам!..

А потом открыла одну из дверей, выходивших в прихожую, и крикнула:

– Гоша, иди ка сюда!

В прихожую выбежал огромный ротвейлер с красными глазами и, оскалив желтые клыки, грозно рыкнул на Гульченко и Ромтина. Если бы женщина вовремя не перехватила его за ошейник, он бы сразу бросился на незнакомцев.

Гульченко замер.

Собак он не любил с детства. Больше того, он до сих пор их боялся, хотя тщательно скрывал этот позорный страх.

Остатками здравого смысла Гульченко прикинул расклад: на Ромтина уже надежды нет, а пока он сам будет выцарапывать парализатор из под халата да пока нажмет курок, ротвейлер уже успеет сбить его с ног… И еще неизвестно, быстро ли подействует парализант на такую гору мяса и костей…

– Убирайтесь! – приказала женщина тоном, не терпящим возражений. – Вон отсюда, я сказала!..

«Раскрутчики» выдавились из квартиры задом, опасаясь повернуться спиной к жуткому оскалу Гоши.

Уже оказавшись за порогом, Гульченко попробовал последнее средство:

– Своим отказом вы ставите себя вне закона, гражданка Кеворкова! Ваша дочь может быть больна опасной болезнью, которая угрожает не только ей, но и другим детям!.. Вы что, не хотите ей помочь? И вам не жаль тех детей, которые могут от нее заразиться?"

– Моя дочь. – язвительно возразила хозяйка квартиры, – ничем не больна! А что касается других детей, то это ваша проблема!.. Вам за это деньги платят, в конце концов!

И захлопнула дверь.

До машины Гульченко шел молча. Сдерживал себя, не обращая внимания на Ромтина, который именно сейчас вздумал изливать вслух свое возмущение несознательностью отдельных граждан.

И только оказавшись в кабине, Гульченко повернулся к своему помощнику и прошипел:

– Заруби себе на носу, дубина, раз и навсегда!.. Когда я говорю: не встревай со своими идиотскими репликами, твоя задача – выполнять мои указания! И стрелять по моему знаку!.. Понятно?

– Да ты что, Володя? – оторопел Ромтин. – При чем тут я? Кто ж знал, что у этой стервы сам городской прокурор в любовниках ходит? И оН мог вспомнить в любой момент, что я работаю в ОБЕЗе, а не в «Скорой помощи»… Сам подумай: шум бы поднялся на весь город…

Гульченко взял его за грудки и сказал размеренно, чуть ли не по слогам, как дебилу:

– А мне плевать и на прокурора, и на шум, и на тебя тоже! Я вижу: ты не усек еще, в чем специфика нашей работы. А специфика такова, напарник: мы должны обследовать каждого носителя. Понимаешь? Каж до го!.. И если при этом потребуется нарушить любой закон, то мы его нарушим!.. Пусть эта сука в пеньюаре не радуется, что избавилась от нас! Потому что теперь мы начнем настоящую охоту на ее дочку и не оставим ее в покое до тех пор, пока не просветим реинкарнатором!.. Уяснил?

– Уяснил, – пробормотал Ромтин. Очень странным тоном пробормотал…

О чем он думал в тот момент, неизвестно. Но только на следующий день он не вышел на работу. Заболел. Высокая температура, кашель, насморк. Типичный грипп, в общем…

Не иначе заразился от Тормозина.

Глава 7. ОСТАВШИЕСЯ НА ПЕРРОНЕ

– Господи, Сашут, если бы ты знал, как я счастлива, что ты вернулся! – говорит Татьяна, с умилением наблюдая, как я уплетаю уже вторую тарелку манной каши.