Много раз руки мои готовы были его
растерзать. Мне сказали, что он здесь. Я быстро взбежал по лестнице. Он
хотел сказать мне несколько слов. Я отослал слуг. Час был поздний, и мы
остались наедине - впервые.
Сначала я старался на него не смотреть, ибо знал то, о чем он не
подозревал, - и я гордился этим знанием, знал, что огонь безумия горит в
моих глазах. Несколько минут мы сидели молча. Наконец, он заговорил. Мои
недавние легкомысленные похождения и странные слова, брошенные мною сейчас
же после смерти его сестры, были оскорблением ее памяти. Сопоставляя многие
обстоятельства, которые сначала ускользнули от его внимания, он предположил,
что я дурно обращался с нею. Он желал знать, вправе ли он заключить, что я
хотел очернить ее память и оказать неуважение се семье. Мундир, который он
носит, обязывает его потребовать у меня объяснения.
Этот человек служил в армии и за свой чин заплатил моими деньгами и
несчастьем своей сестры! Это он руководил заговором, составленным с целью
поймать меня в ловушку и завладеть моим состоянием. Это он - он больше, чем
кто бы то ни было, - принуждал свою сестру выйти за меня замуж, зная
прекрасно, что ее сердце отдано какому-то писклявому юноше. Мундир его
обязывает! Не мундир, а ливрея его позора! Я не удержался и посмотрел на
него, но не сказал ни слова.
Я заметил, как изменилось его лицо, когда он встретил мой взгляд. Он
был смелым человеком, но румянец сбежал с его лица, и он отодвинул свой
стул. Я ближе придвинулся к нему и, засмеявшись, - мне было очень весело,
заметил, что он вздрогнул. Я почувствовал, как овладевает мною безумие. Он
боялся меня.
- Вы очень любили свою сестру, когда она была жива, - сказал я, - очень
любили.
Он растерянно огляделся, я видел, как его рука вцепилась в спинку
стула, но он ничего не сказал.
- Вы негодяй! - воскликнул я. - Я вас разгадал! Я открыл ваш
дьявольский заговор, составленный против меня, я знаю, что ее сердце
принадлежало другому прежде, чем вы принудили ее выйти за меня. Я это знаю,
знаю!
Он вдруг вскочил, замахнулся па меня стулом и приказал мне отойти...
ибо я упорно приближался к нему во время разговора.
Я не говорил, а кричал, чувствуя, что буйные страсти клокочут у меня в
крови, а старые призраки шепчутся и соблазняют меня растерзать его в клочья.
- Проклятый! - крикнул я, вскакивая и бросаясь па него. - Я ее убил! Я
- сумасшедший! Смерть тебе! Крови! Крови! Я жажду твоей крови.
Одним ударом я отбросил стул, который он в ужасе швырнул в меня, и мы
сцепились; с тяжелым грохотом катались мы с ним по полу.
Это была славная борьба; ибо он, рослый, сильный человек, дрался,
спасая свою жизнь, а я, сильный своим безумием, жаждал покончить с ним. Я
знал, что никакая сила не может сравняться с моей, и я был прав. |