Все это произошло так неожиданно – даже для самого Звенигоры, – что на какой-то миг все остолбенели. Али побледнел и судорожно шарил у бока, ища рукоятку на­гайки. Телохранители кинулись поднимать хозяина. Не­вольники притихли, с ужасом глядя на перекошенное от злобы лицо турка и на Звенигору, который, тяжело дыша, отошел под стену.

Первым опомнился купец. Его увесистая нагайка обви­лась вокруг головы Звенигоры. За ухом у казака лопнула от удара кожа, по шее потекла кровь.

Потом подскочили телохранители. Сбили Звенигору с ног. Он закрыл лицо руками, чтоб не выбили глаза. Кто-то сорвал с него жупан. Кожух, в котором было зашито пись­мо Серко, забрал Али еще в караван-сарае. Удары сыпа­лись беспрерывно... Плети рвали сорочку и тело. Звенигора подкатился под стену, чтобы хоть чуть уменьшить силу ударов. Но телохранители стали возле головы и ног, как молотильщики на току – напротив друг друга. Теперь стена не мешала им. От вида крови, выступившей на спине казака, они озверели и били смертным боем.

Звенигора извивался, как уж. Сцепив зубы, чтобы не кричать, только глухо стонал.

Али хватал купца за руки, кричал:

– Ага, кто мне заплатит за невольника? Они же за­бьют его насмерть!..

Дончак внезапно оттолкнул Али и упал на окровавленного Звенигору, закрывая его своим телом. Сермяга сва­лилась у него с плеч. Несколько ударов сразу провели ба­гровые полосы на белой спине. Хозяин кинулся к нему, чтоб оттащить: может пропасть ни за что такой сильный раб! Но тут вмешался турок. Он уже надел тюрбан и мрач­но наблюдал, как избивают невольника.

– Осман! Кемаль! Хватит! Вы забьете его до смерти. Оставьте немного и для меня. Я куплю его... И этого то­же, – показал он на дончака. – Сколько они стоят?

Телохранители опустили плетки, отошли, переводя ды­хание.

Али вмиг стал услужливым и хитро прищурил глаза. Кажется, аллах помутил разум купца, можно нагреть ру­ки. И он заломил такую цену, что сосед только ахнул: ай-вай! Но тут же запросил за дончака столько же.

Турок не торговался, сразу отсчитал деньги за обоих невольников.

Дончак помог Звенигоре подняться.

– Спасибо, друже, – тихо промолвил запорожец. – Как тебя зовут?

– Роман... Роман Воинов. Туляк я, а стал донским ка­заком... Удрал от немца-барона на волю, а попал в турец­кую неволю... Эхма!.. Дай я тебе кровь оботру – ишь как уходили, проклятые! Кожа клочьями висит...

Роман, как сумел, перевязал сорочкой спину Звенигоре, набросил на плечи жупан.

В тот же день их загнали на большой сандал – бы­строходный парусник – и заперли в тесном вонючем трю­ме. Здесь было темно, сыро, разило плесенью и овечьими шкурами.

НА БЕРЕГАХ КЫЗЫЛ-ИРМАКА

1

За несколько дней, пока корабль плыл к Турции, Звенигора стал приходить в себя, спина покрылась шершавы­ми струпьями и начала зудеть. Это был верный признак того, что раны заживают.

Подплыли к маленькому турецкому городку, и неволь­ников вывели на палубу.

С моря дул холодный ветер, швырял в лица людей ко­лючую изморось и соленую морскую пену. Почему-то дол­го не спускали трап.

С кормы долетали возбужденные голоса капудан-аги и владельца рабов Гамида. Сначала Звенигора не обращал внимания на их разговор, но потом стал прислушиваться.

– Не нужен мне невольник! – раздраженно кричал капудан-ага. – Мы договаривались, Гамид-ага, что ты за­платишь мне деньгами!

Гамид настаивал на своем:

– Не рассчитал я, капудан-ага. Потратился в Кафе. Дорога мне еще далекая – деньги нужны. Ты ничего не те­ряешь. Вот часть платы деньгами, вместо остальной выби­рай себе какого хочешь раба. Продашь – получишь деньги. Еще с барышом будешь...

– Не нужен мне барыш! Раб сдохнет или убежит, и я останусь в дураках.