– К сожалению, о ее работе я имею весьма и весьма смутное представление. Знаю лишь, что ее специальность появилась, когда при заключении контрактов дорсайцы все чаще стали сталкиваться с тем, что договаривающаяся сторона в одни и те же слова вкладывает полностью противоположный смысл или, в отличие от нас, имеет совершенно иное представление о долге и чести.

– Я знаю, – улыбнулся Падма.

– Извините, я, кажется, увлекся.

– Как посланнику мне часто приходится сталкиваться с проблемами, над разрешением которых сейчас бьется Аманда. Я живу среди людей, не принадлежащих к мирам экзотов, и моя задача заключается в точном определении, как эти люди понимают нас и как, в свою очередь, мы понимаем их. Вот почему я имею смелость утверждать, что многие из проблем нельзя рассматривать только с точки зрения юридической законности.

– Например? – спросил я, чувствуя неожиданный прилив интереса.

– Пожалуй, ты сможешь яснее представить закономерность причин и следствий, если я скажу, что Аманда ищет ответы в социальной области.

– Юридическая, социальная – это все понятно. Не далее как сегодня утром Ян говорил, что решение, безусловно, есть, но найти его за столь короткое время – вот в чем задача... Значит, если я его правильно понял – даже такой клубок противоречий можно будет распутать и найти правильное решение?

– Всегда можно, и даже не одно, – ответил мне Падма. – Но проблема заключается в том, чтобы найти решение, которое предпочтете или, скажем так, примете вы. Социальные конфликты создаются человеком, а значит, при определенном воздействии человеком же могут быть и предотвращены. Но стоит событию свершиться, тогда, увы, оно становится достоянием истории. – Падма улыбнулся. – А историю, как известно, мы изменить не в силах. Изменение ожидаемого события предполагает выделение основных, вовлеченных в это событие сил и приложение определенных усилий для развития их в нужном тебе направлении. А для того чтобы выявить эти силы, найти способ воздействия и точку его приложения – требуется время.

– А у нас этого времени как раз к нет.

Улыбка медленно сползла с губ Падмы.

– Да, у вас этого времени... действительно нет.

Я внимательно вгляделся в лицо Падмы.

– В таком случае, не пора ли вам самому подумать, что настало время покинуть Гебель‑Нахар? Думаю, не ошибусь, если скажу: едва нахарцы ворвутся сюда, они будут убивать, не разбираясь, кто перед ними. Или ваша ценность для Мары настолько мала, что вы предпочтете покончить счеты с жизнью под ножами опьяненной кровью солдатни?

– Хотелось бы думать, что я действительно такая важная персона, – сказал Падма. – Но видишь ли, возникшие здесь проблемы, по нашему мнению, вышли за рамки местного, я бы сказал – планетарного – явления. Онтогенетики в своих разработках выявили ряд личностей, которые в определенных обстоятельствах потенциально могут оказать влияние на ход исторического развития. Конечно, тут возможны ошибки, причем весьма существенные, но мы считаем, что в любом случае ценность информации, полученной при непосредственном общении с такими людьми, достаточно велика, и это заставляет отбросить все прочие соображения.

– Влияющие на ход истории? Вы говорите о Уильяме? Кто может быть еще – ведь не Конде? Или кто‑нибудь из лагеря революционеров?

Падма покачал головой.

– Если объявить, что вот такие‑то индивидуумы способны влиять на ход исторических процессов, мы добьемся лишь того, что посеем предрассудки в окружающей их социальной среде и внесем полнейшую неразбериху в собственные выводы, так как наша наука далеко не бесспорна и зачастую приводит к ошибочным заключениям.