марципанами они  объедаются  до  расстройства желудка, а  Я  твои  блестящие

подарки,  которых они  уже  больше  не получат,  зарождают  в  их душе  семя

недовольства  и  ропота.  Ты  богат,  ты  полон  жизненных сил и сторонишься

всякого общества, брезгаешь всяким дружеским сближением с людьми, искренне к

тебе расположенными. Я  верю, что смерть в родителей могла потрясти тебя, но

если бы каждый, понеся ]  чувствительную потерю, уползал как улитка  в  свою

раковину,  то свет, черт возьми, уподобился бы  какой-то покойницкой, и я не

стал бы в нем жить ни минуты. Нет,  приятель, ты должен  знать, что  все это

лишь  проявление  самого упрямого  себялюбия,  которое  только  прикрывается

глупой  боязнью людей! Нет, нет, Перегринус, я не могу тебя больше  уважать,

не  могу больше быть твоим другом, если ты не изменишь своего образа жизни и

своего мрачного домашнего уклада.

     Перегринус  щелкнул   пальцами,  и   мастер-блоха  тотчас  же   вставил

микроскопическое стекло в его глаз.

     Мысли  разгневанного  Пепуша гласили:  "Ну,  не жалость  ли,  что  этот

чуткий, умный человек  мог впасть в такое заблуждение, которое грозит свести

на  нет  все лучшие его задатки и способности!  Несомненно,  однако, что его

нежная,   меланхолически  настроенная  душа   не   смогла  перенести  удара,

нанесенного ему смертью родителей, и  что он  стал искать  уте-  Я  шения  в

поступках, граничащих с сумасшествием. Он погиб, ежели  я не спасу его.  И я

не отстану от него, я  в самых резких  красках распишу  ему  всю картину его

глупостей, потому что ведь  я ценю и люблю его,  как настоящий, истинный его

друг".

     Прочитав эти мысли, Перегринус  убедился, что в угрюмом Пепуше он вновь

обрел своего старого, верного друга.

     -- Георг, -- обратился  к нему Перегринус,  после того как мастер-блоха

опять  извлек микроскопическое стекло из его  зрачка, -- Георг, я не намерен

препираться с тобой по  поводу предосудительности  моего образа  жизни,  ибо

знаю,  что  ты желаешь  мне  добра.  Должен, однако,  тебе  сказать,  что  я

задыхаюсь  от  радости,  если  могу  сделать  для  бедных  хоть  один   день

счастливым, и если  это -- проявление отвратительного себялюбия,  хоть я тут

вовсе не думаю о  себе, -- тоя, во всяком случае, грешу  бессознательно. Это

цветы  в  моей жизни, которая вообще мне представляется  мрачным, запущенным

полем, заросшим чертополохом.

     --  Что  говоришь ты? --  запальчиво  воскликнул Георг  Пепуш.  --  Что

говоришь   ты   о   чертополохе?   Почему   ты   презираешь   чертополох   и

противопоставляешь его цветам? Или ты так несведущ в естественной  истории и

не знаешь, что чудеснейший  цветок, какой  только  может быть на свете, есть

цветок одного из чертополохов?  Я разумею Сасtus grandiflorus.