Не способная оставаться на месте, я принялась мерить комнату шагами, снова и снова повторяя про себя ответ, который завтра намеревалась дать дознавателю. Не будет никакого побега. Ни за что не променяю такую долгожданную свободу на зависимость от человека, уже однажды предавшего меня. Потом, правда, спасшего. Но только лишь для того, чтобы сбагрить в алчные руки торговки рабынями. Уверена, если бы не трагичная смерть жены, Бастиан и не вспомнил бы о несчастной пришлой.

Может, и жениться решил, надеясь таким образом искупить вину. Но что потом? Постепенно чувство раскаянья притупится, и тогда уже виновной в его глазах стану я. В том, что влезла в его жизнь, заставила пойти против общества. Против семьи. Сомневаюсь, что родственнички графа обрадуются такой замене леди Эмилии.

Да и посмей я тайно выскочить замуж за дознавателя, Грэйв его в порошок сотрёт.

Эта злополучная вражда, которую когда-то спровоцировала высшая и от которой теперь страдала я, у меня уже в печёнках сидела. Единственное, о чём мечтала — это о свободе и покое. А значит, нужно проявить твёрдость: сегодня же напомню его светлости о нашем уговоре. Пусть убирает проклятую метку, снимает свой чёртов волшебный браслет и отпускает меня на все четыре стороны.

Ожидание было хуже пытки. В нервном волнении я искусала себе все губы, повыдёргивала из узорчатого плетения шали ворсинки и распустила её кончик. До самого вечера не покидала спальни, до рези в глазах вглядывалась в объятую сумерками улочку и вздрагивала, когда по мостовой громыхала очередная повозка.

А когда возле ворот остановился кэб и из него показался Эшерли, испытала двойственное чувство: облегчение от того, что маг наконец-то вернулся, и страх, незваным гостем снова прокравшийся в сердце. Сколько ни убеждала себя, что слова Мара — бред, они всё равно отпечатались в моём сознании.

Вниз спускалась на негнущихся ногах, чувствуя, как от волнения мурашки бегут по коже. Эшерли обнаружился в столовой. Стоял вполоборота, протянув руки к огню.

— Они даже не стали заводить дело, — продолжая гипнотизировать пляшущее в камине пламя, проговорил с явным удовлетворением. — Хотя де Гриены с пеной у рта требовали меня пытать, четвертовать и вздёрнуть на дыбу.

— Спасибо, — почувствовав благодарность к высшему, а вместе с ней и укол совести, негромко сказала я. В который раз напомнила себе, будь Эшерли беспринципным отморозком, по-тихому расправляющимся со своими бывшими, не стал бы заморачиваться и мстить за поруганную честь какой-то там рабыни.

— Проголодалась? — обернувшись, тепло улыбнулся высший.

— Не очень, — покачала головой и, пожелав себе удачи, осторожно продолжила: — Наверное, будет лучше, если ты подыщешь мне замену. Раз я больше не могу помогать Маэжи…

От улыбки высшего не осталось и следа. Серые глаза, в которых мгновенье назад царила безмятежность, теперь кололи льдом.

— После такого суматошного дня надеялся на спокойный вечер, без выяснения отношений. Думаю, я его заслужил.

— Ты обещал, — тихо, но твёрдо напомнила я и задержала дыхание в ожидании судьбоносного вердикта.

Мучительные секунды, пока маг сверлил меня взглядом, показались вечностью.

— Я устал. Поговорим завтра.

Признаюсь, от такого заявления я оторопела и не сразу нашлась, что ответить. А когда справилась с оцепенением, Грэйва и след простыл.

Чего-чего, а трусливого бегства я от него не ожидала. Выругавшись, бросилась следом за высшим. Нагнала уже на лестнице и, переполняемая эмоциями, далеко не положительными, крикнула ему вдогонку:

— Ты не сможешь избегать этого разговора вечно! Три месяца назад ты дал слово! Обещал меня отпустить!

— Я сказал: завтра! — обернувшись, рыкнул маг, опалив меня своей яростью, и стремглав бросился вверх по лестнице.