|
Мисс Уэстон совершенно не походила на других женщин. Хотя, заботясь о ее же благе, Реджи посоветовал Элис подыскать другое место, но он был рад, что она не выказала ни малейшего желания уезжать из Стрикленда. Дэвенпорт искренне восхищался ее компетентностью и цельностью натуры, ее острым как бритва умом. И наконец, помимо всего прочего, она была самым красивым управляющим, какого только можно было себе представить. – Я полагаю, мужчине скучно быть скандалистом и повесой, когда он начинает чувствовать, что в совершенстве овладел этим искусством, – сказала Элис, прерывая затянувшуюся паузу. – В этом случае стремление стать уважаемым человеком представляет собой новую интересную цель, достижение которой требует немалых усилий. – Да, в этом, безусловно, присутствует известная прелесть новизны. – Губы Дэвенпорта сложились в некое подобие улыбки. – Правда, вступая на путь праведный, я тем самым лишаю многих добропорядочных граждан удовольствия осуждать мое поведение, но это не страшно – непременно найдутся молодые негодяи, которые с успехом исполнят мою роль. Элис склонила голову. – Вы хотите сказать, что стали повесой, выполняя некую общественную функцию? – Именно так. Добродетели нужен порок – для контраста. – Реджи усмехнулся, подумав, что неплохо бы попытаться слегка разозлить собеседницу – в гневе она была особенно хороша. – Добро и зло неразрывно связаны между собой и зависят друг от друга. Даже самому Всевышнему нужен Люцифер. Элис уставилась куда то в пространство, выражение ее лица скорее можно было назвать оцепеневшим, чем шокированным. – Я не могу понять, что это – ересь или своеобразная философия, – произнесла она наконец. – Какая разница? Ересь – это просто философия, которую общество не одобряет, – сказал Реджи с затаенной радостью, думая о том, что ум мисс Уэстон гораздо более гибок, чем ему показалось вначале. Он уже открыл было рот, чтобы продолжать, но тут в комнату вплыла Мередит. При ее появлении Реджи встал. Девушка была удивительно хороша, но, казалось, не воспринимала свою красоту всерьез, что придавало ей еще большее очарование. Дэвенпорт склонился над ее рукой, гадая, что бы сказал о ней Джулиан Маркхэм, и решил при случае пригласить молодого приятеля в гости. Леди Элис передала Мередит бокал с хересом и наполнила опустевший бокал Дэвенпорта. В течение нескольких минут все трое обменивались приличествующими случаю расхожими фразами, затем в гостиной появились двое братьев Спенсеров, буквально умирающие от любопытства. Реджи снова встал, чтобы поприветствовать их. Степень радостного возбуждения, написанного на чисто вымытых лицах мальчиков, напомнила ему о том, сколь бедна событиями жизнь в сельской местности и как редко в округе появляются новые люди, общение с которыми становится одним из немногих доступных детям развлечений. Было очевидно, что, если он всерьез решит переселиться в имение, ему будет непросто привыкнуть к Дорсету после лондонского калейдоскопа людей и событий. Впрочем, бьющая ключом столичная жизнь уже давно не доставляла ему ни радости, ни удовольствия. Питер оказался юношей приятной наружности с каштановой, в отличие от золотых кудрей младшего брата и старшей сестры, шевелюрой. Туго накрахмаленный воротничок рубашки и завязанный сложным узлом галстук обнаруживали в нем склонность к франтовству, но его серо голубые глаза светились умом и добродушным юмором. – Рад с вами познакомиться, мистер Дэвенпорт, – сказал он, пожимая Реджи руку. – Я очень много слышал о вас. Пока Реджи соображал, что могут означать эти слова, семилетний Уильям, возбужденный и полный энергии, отбросив в сторону условности, с энтузиазмом заявил: – Жеребец у вас что надо, сэр. – Буцефал – самая лучшая лошадь, которая у меня когда либо была, – согласился Реджи. |
