Мы едем дальше, я с интересом рассматриваю окрестности острога. Ощущение такое, будто здесь война шла, причем с применением тяжелой артиллерии. Весь лес перепахан какими то траншеями, воронками и неглубокими выработками – в некоторых из них даже вода блестит. Но отвалы земли старые, и они давно поросли соснами. Судя по возрасту деревьев, разработки здесь велись лет восемьдесят назад, никак не меньше. Глаз у меня все таки наметан на это дело: на том же Урале я повидал немало заброшенных еще до революции приисков. Прикинув в уме, прихожу к выводу, что рылись тут во времена Елизаветы, но местами видны и более свежие отвалы, на которых растут молоденькие сосенки. Значит, поиски не бросали, и они продолжаются до сих пор…

Подъехав к острогу, я, наконец, понял, почему это место так называют – оно выглядит, как самая настоящая крепость, обнесенная высоким частоколом из толстых ошкуренных бревен с заостренным, как у карандашей, верхом. Въездные ворота такие массивные, что хрен их вышибешь. Еще и несколько вышек для охраны по периметру стен стоят…

Капитан Моршин – худощавый вояка лет пятидесяти, с уже пробивающейся сединой в каштановых волосах. Подтянутый, среднего роста, с цепким взглядом серых глаз. С Бекетовым здоровается радушно, как и положено родственникам, потом вопросительно смотрит на меня.

– Семен Фомич, неужто не узнаешь этого молодца? – улыбаясь спрашивает дядюшка – ну ка, напряги память!

– Вижу, что из Бекетовых, но что то никак не соображу. Ох,…это не племянник ли ваш, Александр Иванович, сынок покойного Михаила?!

– Вот, Костя! – граф довольно поднимает вверх указательный палец – А я говорил тебе, что Семен Фомич Моршин непременно признает тебя! У него память феноменальная, ему достаточно один раз встретиться с человеком!

Актер, блин… Ничего такого Бекетов мне, разумеется, не говорил. Это попытка польстить капитану и расположить его к нам. Я с готовностью включаюсь в дядюшкину игру – надо же опробовать на ком то свою легенду? Вот на капитане для начала и потренируюсь.

– Простите, Семен Фомич, но совершенно не помню вас – первым протягиваю я руку капитану.

– Да, уж куда вам! – смеется тот – Когда мы в последний раз виделись, вы совсем юным отроком были, лет пятнадцать от силы. Помню, я и сам тогда только прибыл на новое место службы.

– Подождите ка… – делаю я вид, что пытаюсь вспомнить – это ведь в Костроме было? Мы с родителями как раз уже собирались в Москву переезжать. Нас тогда отец познакомил?

– Точно! – довольно улыбнулся капитан.

– Но больше ничего вспомнить не могу, увы! – «расстроенно» развожу я руками – После кораблекрушения, в котором погибли мои родители, я долго болел. Даже пришлось писать прошение на имя покойного государя с просьбой разрешить мне продлить пребывание за границей для продолжения лечения. Организм то со временем восстановился, а вот память с тех пор частенько подводит, словно контузило.

– Не удивительно, после такой то страшной беды… – сочувственно кивает Семен Фомич – Соболезную, Константин Михайлович, и хочу сказать, что родители у вас были чудесные!

– Спасибо. Стыдно сказать, но их лица практически стерлись из моей памяти – печально вздыхаю я – море ведь даже портреты отца и матушки у меня забрало. Чудо, что меня самого тогда выбросило на берег.

Дядюшка незаметно подает знак, что пора заканчивать спектакль. И правильно – дальше углубляться в подробности не стоит. Так что вздыхаю тяжело еще раз и перевожу взгляд на одноэтажное здание конторы. Чуть дальше за ней расположены казармы, плац и какие то хозяйственные постройки.

– Знаете, Семен Фомич, я ведь с детства мечтал увидеть это место! – смущенно улыбаюсь капитану – Всегда его считал самым загадочным на Земле.