Видно, не одобрял Буцефал учиненной кузнецом драки.
Ну да ладно, где еще русскому человеку пар спустить, как не в благородном честном поединке, особенно когда силы противника превосходят твои собственные в десять раз.
Прикрыв старой медвежьей шкурой рабочий инструмент, лежащий на дне повозки, Колупаев залез на козлы и громко скомандовал:
- Поше-о-о-ол…
Сегодняшнее происшествие в корчме стало последней каплей в той бочке дегтя, которую уже столько лет носил под сердцем Степан. Тяжело жить на земле русской обманутым героям. Да разве можно было помыслить такое в прежние-то времена?
Кто бы тогда посмел приписывать подвиги какого-нибудь богатыря совершенно чужому человеку?
А какие встарь были силачи, горы сворачивали: Микула Селянинович, Никита Кожемяка, Добрыня Никитич, Гол Воянский, Иван-богатырь крестьянский сын, Алеша Попович… Да целого дня и ночи не хватит, чтобы все их подвиги пересказать.
Непонятно было, чем Степан заслужил такую горькую участь. Сколько подвигов совершил, животом рисковал, а слава вся какому-то ироду поганому Илье Муромцу, что б его, досталась. За что про что? На каких, в конце концов, основаниях?
А все этот летописец, как же его… даже имени не вспомнить. Вот кабы встретился он кузнецу… Ох и навалял бы ему Степан, ох и навалял бы!
- Гей, иди быстрей, Буцефалушка, смеркается уже…
Буцефал недовольно застриг ушами, но скорости все-таки прибавил.
Колупаев горько усмехнулся и принялся от тоски рассуждать вслух, обращаясь к собственной лошади:
- А что как мне, Буцефалушка, этого мерзавца сыскать? Ну, летописца ентова, по непонятному почину меня славой народной обделившего. Найти и заставить все заново переписать по правде, по совести. Мол, вот он настоящий богатырь расейский, Степан свет Колупаев, погубивший Змея Горыныча и Кощея Бессмертного в бегство трусливое обративший…
И кузнец серьезно задумался. Чудно было, отчего ему раньше в голову сия простая мысль не забредала. Взять и все исправить.
- Хороша мысль, добрый молодец! - внезапно раздалось прямо за спиной Колупаева. - Но не все так просто, как тебе кажется…
Степан аж подпрыгнул на козлах повозки, будто ужаленный. Буцефал дернулся и, резко остановившись посреди дороги, испуганно скосил выпуклый глаз на телегу.
Колупаев обернулся.
Из-под медвежьей шкуры торчала всклокоченная голова незнакомого белокурого юноши. Юноша был розовощекий и на удивление наглый.
Кузнец снял с пояса хлыст:
- А ну отвечай, кто таков и почто ко мне в телегу забрался, а то…
Незнакомец сладко потянулся и нехотя выбрался из-под шкуры. Угроза Степана никакого впечатления на него не произвела.
- Да спрятался я в твоей телеге. Совершенно случайно спрятался, да и прикорнул малость. Прости, брат русич, виноват.
- Кто таков? - по-прежнему не шибко дружелюбно переспросил Колупаев.
- Вольный художник я, - ответил юноша и, достав из кармана красное яблоко, с удовольствием впился в него зубами. - Лукой Пырьевым зовут.
Кузнец с неудовольствием узнал в яблоке часть своего полдника из седельной сумки.
Однако нагл был этот безобразник до неприличия.
- Художник по какой части?
- По женской, - довольно ответил Лука. Степан прищурился, оценивающим взглядом обозревая юношу. |