Увидев нас, они пускаются бегом. Уже объявлена посадка. На красивом обветренном лице Жени лежит тень от невидимой тучи.

 

— Что-нибудь случилось, Женя? — спрашивает Андрей Николаевич, всматриваясь в лицо своего любимца.

 

— Да ничего особенного…

 

— А все же?

 

— Поссорился с Маргаритой.

 

Кроме меня, все укоризненно качают головами. Я один знаю, в чем дело, — сам догадался. По-моему, Женя не создан для семейной жизни. Как бы он ни любил женщину, он быстро устает от нее, ему хочется побыть одному. А поссорились они из-за комнаты. Маргарита разместила так: в одной комнате она с Женей, в другой — девочки. А Женя потребовал себе отдельную комнату (меньшую), а большую, чтоб для Маргариты и девочек. Маргарита не согласилась. Женя переставил вещи, когда она была на работе. Теперь у него отдельная комната, но его жена дуется. И напрасно. Человека надо принимать таким, каков он есть. Жене нельзя без отдельной комнаты. Почему-то я это понимаю, а Маргарита нет. Странно!..

 

Женя так и сказал мне (и ей):

 

— Иногда просто хочется побыть одному. Кабы не рейсы, не выдержал бы!..

 

Ездит он обычно без напарника. Едет и слагает свои песни. Поет. У Маргариты нет потребности в одиночестве, ей бы никогда не надоело находиться все время с Женей.

 

А может, Женя слишком свободолюбив, недаром профессию себе избрал — шофер дальних рейсов. Может, гены скоморохов виноваты? Откуда-то произошла его фамилия…

 

Посадка. Прощаемся. Зеленая площадь аэродрома залита прожекторами. Бетонная дорожка к самолету…

 

Всех перецеловал. Еще раз — маму. Еще. Мама, не плачь!

 

Тоненькая якутка-стюардесса ведет нас к самолету.

 

Поднимаемся по трапу. Машем рукой, и нам машут, конечно, но не видно их в темноте.

 

Садимся в самолет, я и Виталий, а те, кого я сманил так или иначе на Байкал: Алеша, Женя, мама, — они остаются. Ох и жук ты, Андрюшка! Почему мне мама этого не сказала? Обрадовалась, что еду учиться, хотя бы и не кинематографии. Но учиться надо, и как следует, если хочешь стать мастером своего дела.

 

Ничего. На практику я буду ездить только сюда. Это я решил точно.

 

Самолет бежит, взлетает с разбега. Место Виталия у окна, но он предпочел сесть с краю, уступил мне.

 

Зурбаган салютует огнями. Скрылся. Байкал как огромное овальное зеркало, в нем отражаются звезды.

 

— Не грусти, дружище! — успокаивает меня Виталий. — Знаешь, я так рад, что еду с тобой, а не один. Боюсь один. Спасибо!

 

— Так ведь только до Иркутска…

 

— Ничего. В Москве меня встретит Света. Обещала. Я один боюсь.

 

Все-таки он псих! Такой здоровенный парень боится ехать в Москву один… Думаю, что постепенно это у него пройдет. Он уже стал спокойнее, уравновешеннее. Христина хороший врач. Но пить он бросил не от ее лечения. Душевное удовлетворение — вот что! Так бояться Байкала, как он, и броситься в ледяные волны разводья, искать подо льдом, в сущности, чужого ему парня и спасти его. Если бы меня спас Женя, я принял бы это как должное, но Виталий… какую глыбу страхов, смертельных ужасов пришлось ему сбросить с души, чтоб броситься за мной. Молодец! Теперь он найдет себя. Хорошо бы ему жениться. Вот уж он не будет тосковать по свободе и одиночеству, не потребует себе отдельной комнаты.