— Она была женой академика, я ж сказал, и сама довольно крупным ученым, доктором наук. За свой труд «Человек в экстремальных условиях» она получила Государственную премию.

 

Все ошалело глядели на меня.

 

— Однако звания ты раздаешь щедро, — рассмеялся не без неловкости отец.

 

— А про себя?

 

— А ты?

 

— А себя как видел? — загалдели гости.

 

— Мама говорит: нескромно.

 

— Ничего.

 

— Валяй, рассказывай.

 

— Но я не понимаю маму… Я видел себя отнюдь не лауреатом, никто меня не чествовал. Никакой славы. Я видел себя работягой. Просто усталым работягой. Будто я вел какую-то странную яркую машину, не похожую ни на одну из машин Земли. Это был не самолет, не вертолет, не ракета — наполовину прозрачный шар. И я вел его над залитым светом Земли пространством Луны, — как неприветливо и холодно мерцали острые лунные пики и кратеры. А потом я увидел полуокружность залива Радуги, где раскинулся космодром в обрамлении причудливых, изъеденных солнцем и холодом скал. Там, в укрытии скал, была наша база, обсерватория и сам лунный городок. А потом я увидел… Но это уже была не Луна. Может, Марс? Ветер гнал облака в лилово-красном небе. На горизонте угрожающе высились горные гряды. На огромной равнине подрастали деревья, и это были земные деревья!

 

Машина, которую я вел, была уже иного типа, нежели на Луне. Открытая. Мой товарищ позади меня распылял и раскидывал удобрения. Мы оба в скафандрах. Я оглянулся, чтоб взглянуть на улыбающееся веснушчатое лицо друга (за сорок лет, и все веснушки!). Милый мой Ванька Ракитин!

 

— Просто не верится, что этим кедрам всего, полтора года, — прокричал он в микрофон восторженно. — Через пятилетку они будут как вековые. Скоро на Марсе будет свой кислород.

 

— Не так скоро, лет через сто. Раньше скафандр не снимешь.

 

— Полвека — самое большое. Придумают что-нибудь еще.

 

— Не понимаю, значит, ты стал космонавтом? — спросил Женя.

 

— Не знаю. Пока я курсант летного училища.

 

— Андрей! Этого не было? — спросила Христина с ударением.

 

— Прямо словами Биче Сениэль, — усмехнулся я, — что же, отвечу всем словами Гарвея из этого же романа Александра Грина — Христина, это было. Простите меня. Было. Пусть вы не верите, не так уж это важно. Мне верит мама, мой друг Алеша и девушка в Москве, которую зовут Марина! Я еще не рассказал ей, но знаю, что она поверит. Она скажет: «Это правда, потому что это сказал Андрей Болдырев, который не лжет». Это почти по Грину. А вот цитата из романа Грина «Бегущая по волнам»: «Человека не понимают. Надо его понять, чтобы увидеть, как много невидимого».

 

Не верьте, вы — врач, но не психолог, скажу я вам, Христина.

 

— А я верю, Андрюша! — задиристо воскликнул Кирилл.

 

— Лауреатом Нобелевской премии хочется стать? — добродушно подмигнул ему отец.

 

— А кто из ученых не согласится? Но я не потому верю. Дело в том, что со мной было что-то подобное. Очень похожее…

 

Все удивились, стали просить рассказать. Но Кириллу Георгиевичу почему-то не захотелось углубляться в эти воспоминания.