Теперь я ждал Роя Васильева.
3
Теперь я ждал Роя Васильева. Рой задерживался на Латоне. Вероятно, у
него были и другие задания, кроме расследования взрыва на складе сгущенной
воды. Два рейсовых планетолета с Латоны прибыли с грузами для Биостанции.
Для Энергостанции и Института Времени не поступало ничего. Энергетики
нервничали. До установления причин взрыва воды их обязали ориентироваться
на ядерные генераторы, хотя они гораздо менее эффективны.
— Придется и нам ужать эксперименты с атомным временем, иначе говоря,
временно ограничиться безвременьем, — острил Чарли. — Это, естественно,
плохо, но ведь именно мы основной потребитель энергии на Урании. Зато
другое хорошо — на Земле отдают себе отчет в серьезности аварии. Предвижу
полезное дополнительное внимание к работам Института Времени.
Особое внимание к нашим исследованиям было как раз тем, чего я хотел
бы избежать. Но после катастрофы об этом не приходилось и мечтать. Я
улыбался и отмалчивался.
Однажды утром меня вызвал Чарли.
— Эдик, подними свои бренные кости и выметай их наружу, — почти
весело сказал он. — Мы идем встречать гостей с Земли. Нет, — поспешно
добавил он, — вижу по твоим губам, что собираешься послать меня к черту. К
черту я не пойду. Жду тебя у входа через пять минут.
Среди особенностей Чарльза Гриценко — точность. Он гордится, что все
у него «минута в минуту», и говорит о себе: «Я повелитель времени, ибо
рабски ему покоряюсь. Я командую им в соответствии с его законами». Между
прочим, его успехи в экспериментировании с атомным временем обусловлены
именно уважением к законам времени, о чем я постоянно напоминал Павлу в
разгар иных его увлечений: ставил Чарли Павлу в пример.
Я вышел из лаборатории на исходе последней из дарованных мне пяти
минут, и мы зашагали с Чарли в космопорт.
Вероятно, это был первый ясный день после катастрофы. Теоретически
могу представить себе, что и до того попадались кратковременные
прояснения, но они прошли незамеченными. А сегодня на планету вернулся
полный дневной свет. Мардека светила ярко, было тепло, воздух, еще недавно
мутный, как дым, стал до того прозрачным, что от нашего института
виднелись башни космопорта, а это все-таки около двадцати километров.
— Авиетки я не вызывал, сядем в рейсовый аэробус, — сказал Чарли.
До отправления аэробуса было минут десять, мы присели на скамью.
Отсюда открывался простор всхолмленной зеленой, цветущей равнины. Если бы
я не знал, что нахожусь невообразимо далеко от Земли, на недавно мертвой
планетке, переоборудованной специально для опасных экспериментов,
недопустимых в окрестностях Солнца, я чувствовал бы себя, как на Земле. |