Без предварительных парадных церемоний, я
слышал, следствие не идет.
Антон сердито пнул ногой берерозку — хилое белоствольное деревцо с
листьями березки и цветами, похожими на пионы. Берерозка закачалась,
осыпая ярко-красные лепестки. Это немного успокоило Повелителя Демонов. Я
подошел к Жанне, она разговаривала с Чарли. Бледная, очень печальная,
очень красивая, она так невнимательно отвечала на его остроты, что я бы на
его месте обиделся. Но тонкости ощущения не для Чарли, она не молчала, а
что-то говорила, большего от нее и не требовалось. Чарли отозвали в группу
энергетиков, Жанна сказала мне:
— Мне трудно, Эдуард, но я креплюсь. Не тревожься за меня. Что нового
принесли вчерашние эксперименты?
Так она спрашивала каждое утро: вызывала по стереофону и задавала
один и тот же вопрос. И я отвечал одним и тем же разъяснением: нового пока
нет, идет накопление данных. Она грустно улыбнулась, выслушав стандартный
ответ, и пожалела меня.
— Ты плохо выглядишь, Эдуард. Я не собираюсь отговаривать тебя от
круглосуточных дежурств у трансформатора атомного времени, ты все равно не
послушаешься. И не посылаю к медикам, ты к ним не пойдешь. Но все-таки
иногда думай и о себе.
— Я часто думаю о себе, — заверил я бодро.
Так мы перебрасывались малозначащими для посторонних фразами, с болью
ощущая сокровенное значение каждого слова. А потом на площадку спустился
планетолет с Латоны и вышел Рой Васильев. Он прошагал через расступившуюся
толпу, пожал с полсотни рук — мою тоже, — столько же раз повторил:
«Здравствуйте!» Приветствие прозвучало почти приказом: «Смотрите, чтобы
были у меня здоровыми!» Мне в ту минуту почудилось, что я так воспринял
его приветствие из-за разговора с Жанной о здоровье, а реально оно
означало обычность встречи. И понадобилось несколько встреч, чтобы я
понял: у этого человека, астрофизика и космолога Роя Васильева, не
существует обыденности выражений и притупленной привычности слов, он
говорит их каждый раз почти в первозначном смысле, и даже такое
отполированное до беззначности словечко, как «спасибо», меньше всего надо
воспринимать как простую признательность. Дикарское
полуиспуганное-полумолящее «спаси бог!» куда точней — горячее, от души, а
не вежливая благодарность. В наших последующих встречах эта особенность
Роя сыграла немалую роль, но в тот первый день знакомства я и помыслить не
мог, как вскоре понадобится вдумываться в многосмысленность, казалось бы,
вполне однозначных слов.
Зато в аэробусе я составил себе твердое представление о внешности
гостя с Земли — единственное, что сразу о нем узналось точно. |