Иван одним резким рывком выдернул кладенец, а оборотень резко поднял бабу-ягу на весу, едва не стукнув ее головой об потолок, и швырнул в гостеприимно распахнутую печь. Места там оказалось вполне достаточно - чай, бабушка не одни только караваи пекла…

    Совместными усилиями волколак и княжич прижали заслонку, с трудом перебарывая бьющуюся в агонии старуху. Боль и огонь придали старой людоедке сил - она ратовала так, что Иван с Яромиром справлялись еле-еле.

    -  Задвижку!… - рявкнул оборотень.

    Иван повернул голову - и верно, заслонка была снабжена толстой железной задвижкой. Он торопливо всунул ее в паз и устало выдохнул - теперь можно было и отпустить. Крики и вой поджаривающейся ведьмы слегка поутихли.

    -  Бесова бабка!… - едва не расплакался он. - Палец мне отрубила!…

    -  Ну-ка, дай посмотрю… - взял его за запястье Яромир, незаметно успевший кувыркнуться через голову и оборотиться человеком.

    Да, мизинец было уже не спасти. От него осталось всего полфаланги, а остальное сейчас преспокойно лежало в брюхе бабы-яги. Теперь, когда пыл битвы поутих, сменившись воплями и стуком горящей старухи, боль нахлынула пуще прежнего - руку обжигало, словно огнем.

    Яромир сыпанул на культяпку белого порошка из кисета и поспешно забормотал скороговоркой:

    -  На море, на Океане, на острове на Буяне, лежит бел-горюч камень Алатырь. На том камне, Алатыре, сидит красная девица, швея-мастерица, держит иглу булатную, вдевает нитку шелковую, руду желтую, зашивает раны кровавые. Заговариваю я Ивана Берендеева от порезу. Булат, прочь отстань, а ты, кровь, течь перестань.

    Иван чуть не взвыл - в первый момент ему показалось, что проклятый оборотень присыпал рану мелкой солью. Но уже в следующий миг боль бесследно улетучилась, сменившись нудным зудом и покалыванием. В голове что-то ритмично застучало, как будто там угнездился выводок дятлов, а кровавый поток резко остановился, точно зачарованный… впрочем, именно так оно и было.

    Княжич болезненно закусил губу, заматывая обрубок тряпицей, и спросил, едва не плача от жалости к самому себе:

    -  А снова не отрастет, да?…

    -  Ты ж не оборотень, - усмехнулся Яромир. - Не отрастет. Ничего, не горюй! Мизинец - не ладонь, и без него прожить можно. Да еще на левой руке… Вот кабы старуха тебе уд срамный отрубила…

    Иван в ужасе схватился между ног - при одной мысли о таком непотребстве по тулову пробежала морозная дрожь.

    -  У-у-у, ведьма!… - шарахнул в печь кулаком он.

    Печь ощутимо вздрогнула. Из топки вырвался язык огня и одновременно с ним - дикий вой:

    -  Выпусти бабушку, кожедер проклятый!!! Язвы Моровой на тебя нет, лишай гнойный!!! Выпусти бабушку-у-у-у-у!!!

    -  Жарься молча, старая, не ори! - прикрикнул на нее Яромир. - Все, Иван, пошли отсюда…

    -  А ну, изба, поворотись!!! По старому присловию, по мамкину сословию - шугани гостей незваных!!! - озлобленно прорычала баба-яга из печи.

    Избушка затряслась. Яромир с Иваном выкатились из нее кубарем, пораженно глядя, как толстые столбы, действительно заканчивающиеся своего рода лапами, выкапываются из земли, как изба отряхивается курицей… а затем делает первый шаг. И второй. И третий.

    Дом Яги Ягишны и в самом деле оказался очень даже живым.