Магнитофон все так же стоял на своей неустойчивой башне. Когда Стивен нажал кнопку "запись", тишина сказала нам, что слушатели спят.

 Часы показывали пять минут шестого. Мы оставили магнитофон включенным, а сами сели в кресла на площадке у лифтов и стали ждать гостей. Йен пришел первым. Его нельзя было назвать пьяным, хотя он слегка покачивался на ходу. Но на лице его состояние никак не отразилось. Он был таким же бледным, спокойным и непроницаемым, как всегда. И речь его была очень четкой и внятной. Янг совершенно откровенно рассказал, что, если нет никаких неотложных дел в посольстве, он проводит выходные дни по обычаю русских, причем следует этим обычаям со страстью неофита. И сразу же спросил, где у меня бутылка.

 Мы вернулись в номер. Йен предпочел выпить водки и расправился с первой порцией прежде, чем я закончил обслуживать Стивена. Я тут же подлил ему еще, себе же налил виски.

 На пирамиду, увенчанную магнитофоном. Йен взглянул без всяких эмоций.

 – Не слишком увлекайтесь этими игрушками, старина, не то вам придется все время искать в комнате новые "жучки". Если они посчитают, что вы хотите что-то скрыть, то сразу же прилепят вам второе "ухо".

 Стивен молча взял магнитофон и предпринял повторное обследование комнаты. Йен, рассеянно наблюдая за ним, выпил еще раз и сам, все еще твердой рукой, налил себе водки.

 К счастью, поиски не дали результатов. Магнитофон вновь оказался на вершине и продолжал вести себя тихо. Стивен оставил его включенным и уселся рядом с Йеном на диван.

 Янг минут пять расписывал, насколько скучную жизнь приходится вести британским дипломатам в Москве. Я же во время этого рассказа страстно желал, чтобы он каким-нибудь чудом протрезвел.

 Тут ворвался Малкольм. Он был похож на пустынную бурю: шумный, жесткий и сухой.

 – "Экстра"! – воскликнул он, взглянув на этикетку бутылки. – Этот сорт выделяется среди местного спиртного, как "Роллс-Ройс" среди вся ких "Ситроенов"! Я вижу, парень, что у тебя чертовский нюх на хорошие вещи!

 – Это Стивен выбрал, – признался я. – Наливайте себе.

 Как мне показалось, и Херрик в субботу придерживался девиза "к чертям умеренность". Он налил себе в стакан такую дозу, которой хватило бы, чтобы на месяц погрузить трезвенника в летаргический сон, и проглотил ее одним махом.

 – Ты не предупредил меня, что устраиваешь прием, – укоризненно сказал он.

 – Только на четыре персоны.

 – Знал бы – захватил бутылку.

 Судя по тому, насколько быстро убывало спиртное, еще одна бутылка вполне могла потребоваться. Глядя на Стивена, трудно было предположить, что выпивка относится к числу его любимых занятий. Я понимал, что он остается здесь только из-за того, что не хочет уподобиться крысе, бегущей с тонущего корабля.

 – Так что ты там нашел, парень? – поинтересовался Малкольм, взмахнув стаканом наполовину полным водки. – Ты что-то говорил о моей записной книжке...

 Я вручил ему листок, а он, нацепив на нос очки, принялся рассматривать его поверх оправы. По его подбородку стекали капли.

 – Боже мой, – сказал он, наконец сняв очки и вытирая лицо ладонью.

 – Какие-то дурацкие закорючки. И что это значит?

 – Не знаю.

 Малкольм взглянул на часы и, как мне показалось, принял некое решение. Залпом допив водку, он торопливо поставил стакан на столик.

 – Ладно, парни, мне пора идти. – Он взял листок и собрался положить его в карман пиджака.

 – Я бы предпочел на воемя оставить его у себя, – мягко сказал я, если вы, конечно, не возражаете.