– Не буду называть источники, – ответил он без всякого выражения.

 – Но скажу тебе, парень, что это не новая история. Я уже несколько недель бегу по следу. Посольство тоже пустило своих ищеек. Если хочешь знать, они даже послали одного из разведки втихаря собирать слухи в очередях, которые тут на каждом шагу. Все это оказалось одним большим ляпом. Было чертовски глупо послать тебя сюда. Эти фанатики в Лондоне не хотят слышать слово "пустышка", хотя вся эта история не стоит выеденного яйца.

 Я снял очки, посмотрел стекла на свет и надел их снова.

 – Ладно, – негромко сказал я, – очень мило, что вы побеспокоились обо мне, но не могу же я вернуться, даже не попытавшись разобраться, верно?

 Ведь мне оплачивают проезд, гостиницу и все прочее. Но думаю, – решил я пустить пробный шар, – вы могли бы рассказать мне, что вам удалось узнать.

 Это избавило бы меня от утомительной беготни.

 – Помилуй Бог, – взорвался Херрик, – ты хочешь, чтобы тебя привели за ручку, так, что ли? – Он прищурил глаза, поджал губы и в очередной раз оглядел меня. – Ну что ж, слушай, парень. Минувшим летом трое русских наблюдателей ездили в Англию на это трижды проклятое троеборье. Чиновники из подкомитетов, которых посылали для проработки деталей плана проведения конных соревнований на Олимпиаде. Я разговаривал со всеми тремя в их огромном Национальном олимпийском комитете на улице Горького, напротив музея Красной Армии. Они видели езду Фаррингфорда на всех соревнованиях, но между ним и событиями в России нет абсолютно никакой связи. "Нет, нет и нет" – вот их единодушное мнение.

 – Что ж, – уступил я, – а что вы скажете о русской команде, приезжавшей на соревнования в Бергли?

 – До них не доберешься, парень. Ты никогда не пробовал брать интервью у кирпичной стены? Официальный ответ гласил, что русская сборная не имела контактов ни с Фаррингфордом, ни с британским гражданским населением – тем более что они вообще не говорят по-английски. Я заранее был в этом уверен, но промолчал.

 – А вы узнали что-нибудь о девушке по имени Алеша?

 Услышав имя, Херрик подавился спиртным. Мои слова вызвали у него приступ гомерического хохота.

 – Для начала, парень, Алеша вовсе не девушка. Алеша – мужское имя.

 Уменьшительное. Как Дики от Ричард. Алеша – производное от Алексей.

 – Да ну? – И если ты поверил этому трепу насчет покойного немца и его любовника – мальчишки из Москвы, – можешь выбросить все это из головы. Тебя за одни лишь такие разговоры засунут в кувшин и крепко заткнут пробкой. Здесь гомосексуалистов не больше, чем бородавок на бильярдном шаре.

 – А остальные участники немецкой команды? Им вы смогли задать вопросы?

 – С ними разговаривали дипломаты. Никто из гансов ничего не знает о делах Крамера.

 – А сколько Алеш может быть в Москве? – осведомился я.

 – А сколько Диков в Лондоне? – вопросом на вопрос ответил Херрик.

 – Население обоих городов примерно одинаково.

 – Выпьете еще? – перебил я. Журналист поднялся и оскалил зубы в подобии улыбки. Но тяжелый взгляд ничуть не смягчился.

 – Я принесу, – сказал он, – если ты меня субсидируешь.

 Я дал ему пятерку, которую отложил про запас. Здесь расплачивались только иностранной валютой, сказал мне бармен. Рубли и деньги стран Восточного блока не принимали. Этот бар предназначался для гостей с той стороны железного занавеса, которым следовало оставить здесь как можно больше франков, марок, долларов и иен.