— Если он не вернется к тебе, то виноватой будешь только ты сама. Никто не вынуждал тебя толкать его в объятия богатой наследницы. Не надо искушать судьбу, никогда. Добром это не кончается.

И Габби трепетала, ожидая исхода, проклинала себя… Но продолжала считать, что поступила верно. Ради себя. Ради него…

А еще через день Хэнк позвонил вне себя от возбуждения.

— Габби, ты даже представить себе не можешь, что случилось! — захлебываясь от эмоций, кричал он в трубку. — Даже представить не можешь!

— Ну так расскажи мне, — с замирающим от испуга сердцем предложила она.

— Я сегодня все же отправился на встречу с Гриффитсом. Пошел к нему на студию, а не домой. И меня сразу провели к нему. Он меня ждал!

— Ну естественно, ведь приближается день твоей свадьбы с его дочерью.

— Уже нет! Габби, уже нет! Я все ему сказал! Про то, что со мной произошло по пути, про то, как встретил тебя, как полюбил. Про то, что мы с тобой поженимся, как только я вернусь.

— Правда?

— Истинная!

— И что же он тебе на это сказал? — с опаской спросила Габби.

— Это самое фантастическое, что только могло случиться. Он сказал, что прекрасно меня понимает. И не упрекает. И не держит зла. Более того, он предложил мне роль. Представляешь? Несмотря на то что я отказался жениться на его дочери, он все равно предлагает мне роль! В новом фильме. Они там как раз приступают к съемкам на его студии, и он сказал, что видел в ней именно меня. Так и заявил режиссеру!

— О, Хэнк, — выдохнула Габриелла, — я так за тебя рада…

Ее тон моментально отрезвил его.

— За меня? — осторожно переспросил Хэнк. И взорвался: — За меня?! А за себя? Ты что же, полагаешь, я соглашусь, не посоветовавшись с тобой? Не узнав, хочешь ли ты этого?

— О, я, конечно, хочу этого. Больше всего на свете. Ведь ты же мечтал стать вторым Клинтом Иствудом. — Она замолчала.

— Габби. Габриелла. Мне кажется или я действительно слышу, что ты плачешь?

— Кажется, любимый, кажется, — глотая горько-соленые слезы, заверила его бедняжка.

— Тогда скажи, ты хочешь быть женой восходящей кинозвезды?

— Что… что ты имеешь в виду?

Как что? Только то, что сказал. Если ты не возражаешь, я подпишу контракт. А когда обустроюсь тут… ну, квартиру сниму, машину возьму нормальную напрокат, в общем, сделаю все, чтоб жить можно было по-человечески, ты приедешь ко мне.

— Правда? Хэнки, правда? Ты хочешь, чтобы я была с тобой?

— Естественно! Как ты можешь сомневаться? Ты и только ты — смысл и цель моей жизни. Мне ничто не нужно, кроме тебя. И я… я бы не соблазнился на предложение, если бы не думал, что смогу сделать все то, о чем говорил. Но я хочу построить тебе особняк на холме в этом краю вечного лета, я хочу осыпать тебя драгоценностями и показать весь мир. Я хочу, чтобы наши дети пошли в лучшие школы, и я хочу, чтобы старик Рауль никогда и ни в чем не нуждался.

Габриелла была глубоко тронута его словами, его искренним тоном. И рада. Рада, что не ошиблась в нем. Рада, что ему улыбнулась удача. И что она настояла, чтобы он не отказывался от нее.

— Хэнк, ты даже не представляешь, какое ты чудо, — прошептала она. — Я обожаю тебя, ненаглядный мой, сокровище мое единственное.

— Эй, Габби, и знаешь еще что?

— Что?

— Я уже присмотрел тебе кольцо.