Некоторые сострадательные души, вероятно, тронутые несчастием Бокля, старались утешить его и вместе с тем выведать всю сущность дела; но все, что только могли узнать от него, состояло в горьком восклицании: "неужели вы думаете, что я допустил бы его обмануть меня!" - Восклицанию этому верили весьма охотно, потому что Рамен, расставаясь с хозяином своим, несмотря на свою молодость, умел весьма искусно сохранить вид невинного провинциала. Те, которые искали разрешения загадки от нового лавочника, узнали еще менее. "Мой добрый старый хозяин - весело и откровенно говорил Рамен - почувствовал необходимость в отдыхе; поэтому я долгом поставил себе облегчить его от хлопот, неизбежных при нашем ремесле".
Прошли годы; дела Рамена шли превосходно, и он ни разу не вспомнил и не наведался о своем добром старом хозяине. Дом, нижний этаж которого находился в полном его распоряжении, был назначен к продаже. Рамен давным-давно желал этого и уже почти окончательно условился с действительным владельцем дома в цене, - как вдруг Бовель неожиданно вмешался в дело, набавил самую пустую сумму, и дом остался за ним. Злость и огорчение Рамена были беспредельны. Он никак не мог понять, каким образом Бовель, которого он считал совершенно раззоренным, располагал такой огромной суммой; срок найма нижнего этажа кончился, и Рамен чувствовал, что находился в зависимости от человека, которого он сильно оскорбил. Потому ли, что Бовель не был одарен чувством мщения, или потому, что чувство мщения не пересиливало в нем опасения лишиться выгодного постояльца, - но только он согласился возобновить контракт, хотя не упустил из виду набавить цену. Вот единственное столкновение их в течение нескольких лет.
- Ну, что, Катарина, спросил господин Рамен старую свою служанку, на другое утро: - как поживает наш добрый Бовель?
- Мне кажется, вы слишком беспокоитесь о нем, с усмешкой отвечала Катарина.
Рамен взглянул на нее и нахмурился.
- Катарина, сказал он весьма сухо: - во первых, сделай одолжение не делай неуместных возражении; во вторых, потрудись пожалуста сходить наверх и узнать, как здоровье Бовеля, да не забудь сказать, что я нарочно послал тебя за этим.
Катарина, поворчав немного, отправилась исполнять приказание. Господин её был в лавке, когда она через несколько живут возвратилась; с очевидным удовольствием передала она следующей привет:
- Господин Бовель приказал засвидетельствовать вам свое почтение и объявить, что он не имеет ни малейшей охоты входить с вами в объяснения о своем здоровье; кроме того он будет очень благодарен вам, если вы внимательно займетесь своей давкой, оставив в покое его здоровье.
- Каков он на вид? спросил Рамен с совершенным спокойствием.
- Я таки успела взглянуть на него, и мне кажется, что он быстро приготовляет себя для обязательных услуг могильщика.
Рамен улыбнулся, потер ладонь о ладонь и весело начал шутить с черноглазой гризеткой, торговавшей ленты на шляпку; и надобно сказать, что ленты эти достались ей чрезвычайно дешево.
С наступлением сумерек Рамен, оставив свою лавку на попечение служанки, тихонько пробрался в четвертый этаж. В ответ на самые нежный звонок его, старушка небольшого роста отворила дверь и, окинув его быстрым взглядом, скороговоркой сказала:
- Господин Бовель неумолим: он решительно не хочет видеть доктора.
И она хотела захлопнуть дверь; но Рамен остановил ее и шопотом сказал:
- Я вовсе не доктор!
Старушка осмотрела его с головы до ног.
- Кто же вы? адвокат?
- Совсем нет.
- Ну так, значит, вы пастор?
- Вовсе нет. |