"Дело ясное - Бовель умирает - подумал Рамен - и если я сегодня не окончу наших условий и не подпишу завтра контракта, то все пропало!"

- Мои добрый друг, сказал он вслух, заметив, что больной сильно утомился и, едва переводя дух, лежал на спине: - вы представляете жалкий пример крайностей, к которым ненасытное желание прибыли увлекает человеческую натуру. Скажите, не грустно ли видеть Маргариту, верную и преданную прислужницу, которая вдруг превращается в гарпию, - по поводу завещания? Не прискорбно ли слышать, что адвокаты, по вашему выражению, похожи на хищных птиц, привлеченных сюда запахом золота! Не несчастие ли, после этого, иметь слабое здоровье, соединенное с огромным состоянием, и уверенность в твердую свою натуру!

- Рамен, простонал старик, всматриваясь в лицо своего гостя, с желанием проникнуть, что кроется в душе его: - мне кажется, что ты опять начинаешь заговаривать о пожизненной аренде. Я знаю, что тебе этого хочется.

- Превосходный друг мой, если у меня и есть подобное желание, так потому собственно, что я хочу вывести вас из мучительного положения.

- Я уверен, Рамен, в душе своей ты полагаешь, что я умираю, простонал Бовель.

- С моей стороны было бы безразсудно иметь такое предположение. Вы умираете?! Я готов доказать как, что вы никогда еще не наслаждались лучшим здоровьем. Во первых, вы не чувствуете никакой боли.

- Почти никакой, исключая только ревматической, болезненным голосом произнес Бовель.

- Ревматической! но скажите, умирал ли кто нибудь от ревматизма? и если только это все....

- О нет, это не все, прервал старик с величайшей раздражительностию:- например, что ты скажешь о подагре, которая с каждым днем поднимается выше и выше.

- Конечно, подагра - дело не совсем приятное; но если больше нет ничего....

- Почтя больше ничего! резко прервал Бовель:- разве только одышка, которая иногда едва дает мне возможность дышать, и страшная боль в голове, которая ни на минуту не дает мне покоя. Но если ты, Рамен думаешь, что я умираю, то ты сильно ошибаешься.

- Без всякого сомнения, мой добрый друг, без всякого сомнения. Но не лучше ли оставить это и поговорить о пожизненной аренде. Положим, что я предлагаю вам тысячу франков в год.

- Сколько? спросил Бовель, устремив свои взгляды на Рамена.

- Извините, извините меня, я ошибся: я хотел сказать две тысячи франков в год, поспешно возразил Рамен.

Бовель закрыл глаза и, по видимому, впал в тихий сон. Лавочник кашлянул; больной не шевелился.

- Господин Бовель!

Ответа нет.

- Прекрасный друг мой!

Глубокое безмолвие.

- Вы спите?

Продолжительное молчание.

- Что же вы скажете о трех тысячах франков?

Бовель открыл глаза.

- Рамен, сказал он голосом наставника: - ты совершенный глупец: разве ты не знаешь, что этот дом приносит мне четыре тысячи?

В этих словах заключалась чистейшая ложь, и лавочник знал это, но он имел свои причины принять их за сущую правду.

- Праведное небо! воскликнул он с видом совершенной невинности: - кто мог подумать это, в то время, как жильцы постоянно бегут отсюда! Ну так что же, четыре тысячи, что ли? - Согласитесь на этом: ведь, право, четыре тысячи весьма довольно.

Бовель еще раз закрыл глаза, пробормотал: "нет! это обыкновенный годовой доход - совершенные пустяки!", сложил на грудь руки и, повидимому, располагал спокойно заснуть.