– Да.

– А что, если я куплю пожилому мужчине такой же, серый?

– Этот – последний.

– А на складе?

– Я сейчас сбегаю.

За прилавком никого не осталось. Женщины начали сердиться.

– Увидали артистку, забегали!

– Очередь надо уважать!

Старик, стоявший в очереди за кошельком, сказал скрипучим голосом:

– Не галдите, как курицы! В вас говорит зависть!

Женщины, как по команде, обернулись и стали бранить старика. Тот заговорщически подмигнул Жене и стал лениво переругиваться с женщинами. В магазине сейчас была та категория женщин, которые любят стоять в очередях. Им не надо ничего, лишь бы постоять в очереди, посудачить о чем-либо и немножко поругаться. Старик угадал их и "взял огонь на себя". Ему было смешно, а женщинам приятно.

Прибежала первая продавщица. Она сунула Жене пакетик с пуговицами и шепнула:

– Импортные, носите на здоровье.

– Сколько я вам должна?

– Ой, что вы, ничего не надо…

– Мне неудобно так…

– Тогда принесите мне ваше фото с надписью. Меня зовут Люся.

Потом пришла вторая продавщица и сказала:

– Знаете, на складе таких галстуков тоже нет.

Женя пришла домой, достала из шкафа костюм отца и примерила к нему галстук.

Костюм был темный, и галстук сюда не шел. Тогда Женя примерила к другому костюму, легкому, летнему.

– Этот – хорошо, – сказала она самой себе. – Мы поедем с папой на юг, и он будет щеголять в этом галстуке.

Женя пошла на кухню поставить чай. Поставила чайник на плитку, надела фартук и решила подмести пол. Она убралась на кухне и пошла в кабинет отца.

Там она села к телефону и набрала номер телеграфа.

– Примите телеграмму, – попросила Женя. – "Диксон, Струмилину. Я купила тебе очень красивый галстук".

Телеграфистка приняла текст и спросила:

– Обыкновенная?

Женя подумала секунду и ответила:

– Нет, срочная.

– Льдинка, Паша, льдинка! – закричал Брок. – Смотри, льдинка справа!

– Там нет льдинки, – сказал Аветисян, – это туман.

– Да нет же! Я видел только что!

– Где? Далеко? – спросил Павел.

– Нет, совсем недалеко!

– Там нет льдинки… – сказал Аветисян, вглядываясь туда, где, по словам Брока, должна была находиться льдина. – Подожди… подожди, Нёма… Есть! – закричал Аветисян. – Есть, Паша! Круто вправо!

Богачев и Пьянков развернули самолет, и его затрясло от этого еще сильнее. Вираж они заложили крутой, и крыло самолета прошло метрах в десяти над водой, в которой плавали серые обломки битого льда.

– Удержишь штурвал один? – спросил Богачев.

– Не знаю, – ответил Пьянков, – попробую. А что?

– Я же не могу сажать вслепую…

– Удержу.

Богачев отпустил штурвал и быстро приподнялся. Впереди белела льдина.

– Ага! – закричал Богачев. – Есть! Есть, чертяка! Он плюхнулся в кресло, схватил штурвал и сказал:

– Володя, на место! Нёма, садись за Пьянкова! Геворк, корректируй посадку!

– Хорошо!

– Какой лед?

Аветисян приник к смотровому стеклу. Все смотрели на него, замерев. Он долго смотрел на лед, приближавшийся к самолету, а потом негромко сказал:

– Лед плохой. Он синий. Синий лед – тонкий лед.

– Заструги?

– Большие.

– Направление?

– Поперечное.

– Трещины?

– Нет.

– Торосы?

– Нет.