– Спасибо. Я запомню это.

– Расскажи мне о себе с момента нашей последней встречи.

И я так и сделал, о призраках Лабиринта и обо всём.

Где‑то ближе к финалу вновь поднялось завывание. Сухэй двинулся у скале.

– Извините, – сказал он, скала разделилась и дядя прошёл внутрь.

Тут же я ощутил на себе отяжелевший взгляд Мандора.

– Вероятно, у нас есть лишь мгновение, – сказал он. – Времени не хватит объяснять: я хочу, чтобы ты меня прикрыл.

– Очень личное, м‑м?

– Да. Так что перед похоронами тебе придётся отобедать со мной. Скажем, четверть цикла, считая от нынешнего момента, синее небо.

– Отлично. У тебя или в Путях Всевидящих?

– Приходи ко мне в Пути Мандора.

Скала снова сменила фазу, как только я кивнул, и вошла гибкая демоническая фигура, сверкая синим внутри облачной вуали. Я вмиг вскочил, затем склонился поцеловать руку, которую она протянула.

– Мама, – сказал я. – Я не ожидал радости… так скоро.

Она улыбнулась, а затем её нечто вихрем ушло прочь. Чешуя растворилась, контуры лица и фигуры поплыли. Синева исчезла, обратившись в нормальный, хоть и бледный, телесный цвет. Бедра и плечи развернулись, как только она потеряла немного роста, хотя и оставались достаточно обширными. Её карие глаза стали более привлекательными, как только втянулись тяжёлые надбровные дуги. Прорезалось несколько веснушек, пересекающих теперь человеческий, чуть вздёрнутый нос. Каштановые волосы были длиннее, чем в те времена, когда в последний раз я видел её в этой форме. И она по‑прежнему улыбалась. Красная туника стала её туникой, просто повязанной пояском; на левом бедре болталась рапира.

– Мой дорогой Мерлин, – сказала она, взяв мою голову обеими руками и целуя меня в губы. – Я рада видеть тебя так хорошо выглядящим. С твоего последнего визита прошло довольно много времени.

– В последнее время я вёл очень активную жизнь.

– Это уж точно, – сказала она. – Я слышала кое‑какие доклады о твоих разнообразных несчастьях.

– Представляю, что ты слышала. Не за каждым ходит по пятам ти'га, периодически и в различных формах совращая его и дико осложняя жизнь в нежелательных попытках защитить.

– Это показывает, что я беспокоюсь, дорогой.

– Это так же показывает, что ты либо не уважаешь мою личную жизнь, либо не ставишь ни во что моё здравомыслие.

Мандор прочистил глотку.

– Привет, Дара, – сказал он.

– Полагаю, что тебе и должно все казаться таковым, – заявила она.

Затем:

– Привет, Мандор, – продолжила она. – Что с твоей рукой?

– Несчастный случай, проистекающий из некоторых частей архитектурного ансамбля, – отозвался он. – Некоторое время тебя не было в поле зрения, но это не касается поля моих мыслей.

– Спасибо, если это комплимент, – сказала она. – Да, я то и дело ухожу в отшельничество, когда общество начинает обременять. Хотя тебе ли говорить, сэр, исчезающий надолго в лабиринтах Путей Мандора… если ты действительно туда уходишь.

Он поклонился.

– Как вы сказали, леди, мы, похоже, родственные создания.

Мать прищурилась, хотя голос не изменился, когда она сказала:

– Я удивляюсь. Да, я иногда могу видеть в нас родственный дух, и чаще

– в наших самых простых делах. В последнее время нас не было здесь, и довольно долго, разве не так?

– Но я был беспечен, – сказал Мандор, указывая на раненую руку.