В нем мало осталось от любимца императора Карла. Колебания Маргариты, ее патетические обращения к нему и Эгмонту за помощью как раз в то время, когда политика короля отменяла их советы, и, возможно, в конце концов, также ее личная жестокость, когда она грубо поступала с его женой, настроили принца против регентши. Маргарита была уже не милостивой «мадам», царственной регентшей, а «вспыльчивой женщиной, которая вооружилась властью короля и прикрывается ею как маской», орудием жестокости и лукавой лжи Филиппа по отношению к беззащитным Нидерландам. Но Вильгельм по-прежнему был только добросовестным, сочувствующим и озабоченным человеком в утомительной и затруднительной ситуации; это был еще далеко не тот Вильгельм, который потом уверенно возглавлял борьбу народа. Принцу мешали недостатки его воспитания. Он ненавидел положение одиночки среди противников, а теперь чувствовал, что все начинают видеть в нем противника, критикуют, не доверяют. Поэтому он захотел выйти из игры и бежать оттуда, где потерпел неудачу в политике и был унижен в обществе. Он написал Маргарите лишь после того, как побывал в Антверпене и опросил тех купцов, с которыми за восемь лет до этого виделся по поручению короля. Теперь он встретился с ними ради себя самого, и это была не первая встреча. Разговоры были трудные. Долги Вильгельма достигали миллиона флоринов, и вряд ли он мог покинуть Нидерланды, не уплатив худшие из долгов. Вот причина этой тяжелой недели споров с антверпенскими финансистами.
В эту неделю, несомненно, произошло одно событие, а возможно, их было два. Во-первых, Вильгельм понял, что его кредита теперь не хватит для больших займов. Это одно уже могло изменить его планы. Но не случилось во время этих бесед еще чего-то? Ни одна часть нидерландского народа не была обеспокоена положением в этой стране больше, чем богатые бюргеры и ответственные граждане Антверпена. Среди причин этого были упадок торговли и безумная нестабильность денежного рынка, вызванные политикой Филиппа, но это были не все причины. Торговое сословие состояло из мыслящих и независимых и самостоятельных людей; эти люди гордились своими достижениями, свободами, которые их предки отвоевали у прежних правителей, и высокой репутацией Нидерландов во всем мире.
Вильгельм всегда умел подружиться с этими людьми. Кому-то из них он действительно был должен крупные суммы денег, но его отношения с ними не ограничивались этим. Он всегда уважал опыт и мнение всего этого сословия в целом и личные достоинства представителей этого сословия. Во время заседаний Генеральных штатов эти люди ели и пили за его столом, использовали его дом как свой клуб. Невозможно представить себе, чтобы ни он, ни они ничего не говорили о политике на своих встречах в ту январскую неделю 1566 года. Может быть, именно увидев, что эти люди верят в него, Вильгельм решил изменить свои планы и, соглашаясь на жалобную просьбу Маргариты, не подавать в отставку? Нет сомнений, что один из ведущих граждан Антверпена, пенсионарий Весембек, в последующие недели несколько раз побывал у него в Бреде и, видимо, стал с этого времени одним из его самых доверенных советников. У них было много общего: оба от природы были людьми умеренными, оба хотели взаимопонимания с королем, а не разрыва, оба симпатизировали лютеранам, оба недоверчиво относились к кальвинистам и обоим не нравилось кальвинистское насилие. Но Весембек, хотя и был верен королю почти до конца, никогда не был сторонником сдачи, тем более – бегства.
В последующие два месяца Вильгельм безуспешно старался сдержать экстремистов, не потеряв при этом их доверия, и предложить для этого такую оборонительную политику, которая позволила бы им дать выход их энергии и не подвергать себя опасности. К несчастью, никакой выполнимой оборонительной политики не существовало, и он хорошо это знал, и его план рухнул просто из-за ее отсутствия. Людвиг и друзья Людвига приезжали в Бреду и уезжали из нее, но не было принято ни одного решения. |