- Скажите, что же это? Вы пугаете меня!

- Подойдите сюда поближе: я скажу вам на ушко. Но нет, нет! я не скажу. И пожалуста не просите, чтобы я сказал вам. Это еще может быть, одна только мечта, которая запала в мою голову, потому что я очень беспокоюсь за нас и представляю себе всякого рода бедствия, которые являются как будто нарочно для того, чтоб сделать нас несчастными. Но, ах! если догадки моя справедливы, то мы и в самом деле несчастны. Мне кажется, никакое несчастие не может сравняться с этим.

Глаза Люси наполнились слезами.

- Я не уйду в гостиную, сказала она: - пока он не придет туда и не спросит меня, о чем я плачу. Теперь он в своей комнате и, вероятно, скоро спустится вниз; я решительно не могу показаться ему в этом положения. О, Том! перестаньте мучить меня, скажите мне, что вы хотели сказать?

- Я не могу сказать, отвечал Том. - Несправедливо было бы с моей стороны даже заикнуться об этом, пока действительно не удостоверюсь в моем подозрении. Позвольте мне отереть ваши глаза. Теперь можете итти, иначе отсутствие ваше будет заметно.

Том два раза пожелал ей "спокойной ночи", и при каждом разе я видел, как, рука его обнимала стан Люси и как он цаловал ее.

- Люси! сказал Том, и Люси снова воротилась к нему.

- Право не знаю, зачем я воротил вас. Кажется, затем только, чтоб еще раз взглянуть на вас и сказать вам, что так как, может быть, долго не увижу вас и еще дольше, может быть, не удастся поговорить с вами, то....

- Что же вы хотите сказать теперь?

Я трепетал за то, что намерен был сказать Том, и, в сильном беспокойстве подслушать слова его, я еще ближе приставил свое ухо - и как-то нечаянно задел за форточку.

- Слышите! Мне кажется, кто-то идет сюда. Уйдите, Люси, уйдите! сказал Том. - Спокойной ночи! спокойной ночи!

И Люси порхнула во конторе и в ту же минуту исчезла.

Прислушиваясь с сильным напряжением к разговору, я не имел времени почувствовать ужасный удар, так неожиданно нанесенный мне. Только в то время, как замолкли голоса их, я узнал, что все надежды мои рушились в одну минуту. Спустившись с прилавка, я снова начал ходить взад и вперед, но только скорее прежняго. О, Том Лотон! этого я не ожидал от тебя!

Я опустился на скамейку и, в первый раз в течение многих лет моей жизни, плакал как ребенок. Я не мог не сердиться на них. "О! - думал я, - Том Лотов, ты прав в своем предположении, что я никогда не прощу тебя за это. Ты отнял у меня единственную надежду моей жизни. Я до гроба стану ненавидеть тебя. Люси тоже виновата; но я сердит только на тебя, Том. Чтоб защитить тебя, она хотела сказать мне - бедное дитя! - что она одна во всем виновата; но я знаю теперь все. Ты ставил западни ей; ты обольстил ее; сердце твое само говорило тебе, когда ты приписывал эти слова моим устам."

Я несколько раз принимался ходить и садиться. Сердце мое разрывалось на части, и я громко стонал. Довольно долго я продолжал порицать моего соперника. Но с наступлением ночи гнев мой затих, и место его заступило лучшее чувство. Я спокойнее и решительнее смотрел на мое несчастие. Я видел, как бесполезно, как несправедливо было бы мое преследование, и чувствовал весьма натуральным, что молодая девица скорее полюбят молодого человека, нежели старика. Таким образом, с грустным и уничиженным духом я решился ободрить их любовь и наконец соединить их. Богу одному известно, чего мне стоила эта решимость; впрочем, она принесла с собой спокойствие души, убеждение в справедливом поступке, которое поддерживало меня в моем намерении. Я не хотел медлить ни одним днем, опасаясь, чтобы решимость моя не поколебалась.